2 апреля 1649 г. петиция, под которой значилось 10 тыс. подписей, была вручена парламенту делегацией в составе 80 человек. В ней говорилось: «Ни один человек не может быть… осужден… иначе как за нарушения какого-либо закона, сперва утвержденного, а затем опубликованного к сведению народа, чем избегается неопределенность и произвол, иначе каждый человек оказывается перед угрозой того и другого в отношении своего имущества, свободы и жизни».
Спустя две недели аналогичная по содержанию петиция была снова передана в парламент за таким же числом подписей делегацией в составе 20 человек. 23 апреля толпа женщин передала в парламент петиции «благорасположенных женщин», выражавших свою солидарность с делом левеллеров, — это было по сути первое в истории Англии самостоятельное выступление женщин, потребовавших, чтобы их голос был выслушан в публичных делах. Наконец, в защиту арестованных левеллеров была составлена и петиция солдат.
Сами узники тоже не сидели сложа руки. 14 апреля была опубликована «Декларация [131]
Лильберна, Уолвина, Принса и Овертона», содержавшая четко сформулированную квинтэссенцию социальной философии левеллеров. Она гласила: «Поскольку ни один человек не рожден только для себя одного, он обязан по законам природы… христианства… и гражданского общества употребить все свои силы для содействия прогрессу, счастью всех, (проистекающего) из равной заинтересованности каждого в благе другого как в своем собственном. И хотя в этом направлении мы трудились недостаточно успешно, однако с искренностью сердца для того, чтобы из общих бедствий этого времени добыть такую толику свободы и добра для нации, которая могла бы возместить ее многие горести и длительные страдания».Вместе с тем Лильберн и его соратники отвергали распространявшиеся (с явным умыслом) в их адрес обвинения в том, что они стремятся к «уравнению состояний», «к общности вещей». Попытка законодательно уничтожить частную собственность, считали они, была бы несправедливой, если только этому не предшествовало бы «всеобщее согласие на это всех и каждого человека в отдельности». «Точно так же мы никогда не полагали, что это находится в компетенции представительства (т. е. избранных народом депутатов), ибо, хотя власть представительного учреждения является верховной, тем не менее по своему характеру она власть делегированная и доверительная, а следовательно, должна быть ограничена открыто или молчаливо определенными частными случаями, что является как залогом безопасности и свободы народа, так и границей полномочий самого правительства. Что же касается общности имущества первых христиан, то она была добровольной, а не принудительной». И в заключение: «Мы объявляем, что у нас никогда в мыслях не было уравнивать состояние людей». Поскольку требование «всеобщего согласия» являлось универсальным принципом, основанием любого публичного нововведения, постольку левеллеры, как практические политики, выражавшие интересы мелких собственников, в данной области провозглашали:
«Наивысшим нашим стремлением является такое положение Республики, при котором каждый человек может пользоваться своей собственностью с наиболее возможной обеспеченностью». Нет ни малейших сомнений в том, что это положение ближайшим образом выражало суть социальной философии Лильберна. Публичное равноправие (в политическом и юридическом смысле) «свободнорожденных», самостоятельная хозяйственная дееспособность, неограниченная экономическая свобода и независимость — иными словами, равный перед законом индивид, обладатель неотчуждаемых прав, — вот та отправная составляющая гражданского общества, которая лежала в основе конституционного проекта левеллеров в его окончательной редакции. Естественно, что такой индивид — гражданин демократически устроенной республики не знает ни привилегий «родовитости», ни ценза «богатства». Единственное, что может отличать одного индивида от другого, — это нахождение по другую сторону от границы, отделяющей их от тех, кто не сохранил публичную правоспособность. Нетрудно убедиться в том, что не патриархальный коллективизм, а
Далее авторы «Декларации» опровергали распространявшиеся грандами наветы на левеллеров, будто они стоят за «анархию», являются «атеистами», руководствуются личной обидой и завистью и т. п. Разумеется, чем более глубокий характер принимал конфликт между левеллерами и грандами, тем чаще последние прибегали к клевете с целью оттолкнуть от них массы, не очень искушенные в тонкостях политической и религиозной фразеологии. Неудивительно, что, вынужденные опровергать выдвигавшиеся против них обвинения, идеологи движения левеллеров фактически впервые свели воедино свои воззрения по основным общественно-политическим вопросам своего времени, сформулировав их в окончательной форме.