Отечественная традиция изучения войны 1812 г. и Бородинского сражения длительное время находилась, большей частью, под влиянием и контролем властных институтов (монархическо-патриотических или советско-патриотических). Методами изучения были, в лучшем случае, позитивистско-традиционалистские или, в худшем варианте, – иллюстративно-восторженные. Человеческий аспект исследований был подчинен задаче последовательного воспроизведения заранее заданной схемы, которая, в свою очередь, покоилась на причудливом переплетении мифологем, освященных властью. С середины 1980-х гг. начался процесс быстрого расширения исследовательского инструментария, стали предприниматься попытки к постановке проблем, идущих вразрез с устоявшейся традицией. Параллельно с этим заметно усилилась и тенденция к чисто спекулятивному, поверхностному воспроизведению реалий 1812 года.
Зарубежные традиции изучения проблем 1812 года представлены несколькими национальными сегментами, нередко имеющими исключительно свою, неповторимую логику развития. Как правило, обращение к событиям Русской кампании Наполеона оказывалось связанным с особенностями того или иного этапа национальной истории французов, немцев, поляков, итальянцев, британцев, американцев и других народов. В конце ХХ – начале XXI в., наряду с ростом разнообразия методологических подходов и «интернационализацией» тем, одновременно обозначилось и стремление к сужению источниковой базы и поверхностному, нередко беллетризированному, подходу в описании событий 1812 года.
Двухсотлетний юбилей 1812 года вызвал определенный всплеск интереса к истории войны[543]
. Прошел ряд важных конференций, в том числе международного характера, как в России, так и за рубежом, на которых неизменно подчеркивалась, во-первых, необходимость соединения достижений российской историографии, в особенности, последних двух десятилетий, с методологическими и презентационными поисками зарубежных коллег, а во-вторых, важность использования, наряду с новыми методологическими подходами и тематическими ракурсами, традиционных, позитивистско-фактологических, методов в изучении феномена 1812 года и Бородинского сражения в частности.Глава 2
Армия Наполеона и ее солдат
Человеческое измерение социального организма
Армия Наполеона и ее солдат…
Что заставляло наполеоновского солдата идти в бой, драться и умирать под Бородином? При всем многообразии проявлений индивидуальных чувств, характеров и мотиваций существовала и некая общая для всех схема поведения, заставлявшая многотысячные массы людей действовать так, а не иначе. Каково было устройство и действие этой сложнейшей машины социо- и психовласти? Каковы были социокультурные установки наполеоновского солдата? Из чего состояли тело и душа Великой армии? Только на фоне этой общей матрицы поведения и чувств можно понять и оценить те поступки живых людей, из которых, собственно, и оказалась соткана история Бородинского сражения.
2.1. Историография темы
Предметом научного интереса армия Первой империи стала с середины XIX в. Однако вплоть до ХХ в. внимание исследователей было сосредоточено на описании чисто военных структур и слабо затрагивало социальный, социокультурный и психологический уровни проблемы[544]
. Только в 1904 г. вышла первая работа, автор которой капитан (позже – генерал) Тикси, выступивший под псевдонимом Ж. Морван, попытался дать антропологическую картину наполеоновской армии[545]. На основе главным образом мемуарной литературы и документов из «Корреспонденции Наполеона» автор предпринял попытку осветить такие проблемы, как порядок конскрипции, деятельность администрации, материальное стимулирование солдат и офицеров, роль маршей и сражений в жизни наполеоновского солдата, природа его энтузиазма и морали. На фоне достаточно поверхностного представления о наполеоновской армии, которое было широко распространено благодаря трудам Тьера, Мишле, Вандаля и др., работа Морвана предлагала критический взгляд на механизм функционирования армии Первой империи.