Великая армия Наполеона в Бородинском сражении

Переходила ли эта антипатия по отношению к узкой группе высшего генералитета, существовавшая в армии, границы морально-нравственного осуждения? В этой связи, без сомнения, интересны события, связанные с известным заговором генерала Клода-Франсуа Мале в Париже 23 октября 1812 г. Убежденный республиканец, Мале впервые пытался организовать заговор в 1807 г., однако был арестован, посажен в парижскую тюрьму Ла Форс и обвинен в принадлежности к тайному республиканскому обществу «филадельфов». 23 октября 1812 г. он бежал из тюремной больницы и, объявив о том, что Наполеон погиб 7 октября в Москве, а Сенат провозгласил Республику, увлек вместе со своими немногочисленными сторонниками 10-ю когорту Национальной гвардии. Министр полиции А.-Ж.-М. Савари и префект Парижа Е.-Д. Пакье были арестованы, комендант Парижа генерал Юлень убит. Однако благодаря штабному полковнику Дусе и другим офицерам Мале был разоблачен, арестован и вместе с другими тринадцатью заговорщиками расстрелян. Был ли это заговор одиночки и его немногочисленных сторонников либо «дело Мале» отразило существование в 1812 г. широкой организованной оппозиции Наполеону в рядах армии? Напомним, что после того, как Ш. Нодье в 1815 г. заявил о существовании обширного заговора, историки смогли как опровергнуть это утверждение, так и найти фрагментарные данные, подтверждавшие его[802]. Последней в ряду этих исследований оказалась работа Т. Ленца, который не нашел подтверждений версии Нодье

[803].

Работая с письмами, отправленными из Великой армии в России на родину, мы не могли не обратить внимания на те из них, в которых хотя бы вскользь упоминалось о парижских событиях 23 октября и в которых обнаруживалась бы реакция на них авторов. Три письма к Савари, письмо к архиканцлеру Империи Ж.-Р. Камбасересу и военному министру А.-Ж.-Г. Кларку, отправленные Наполеоном 11 ноября из Смоленска, известны давно. Они продолжают храниться в «фонде Аракчеева» в РГВИА[804]

. Письма отразили явную обеспокоенность Наполеона произошедшими событиями. Впрочем, обращает на себя внимание то, что император получил известие о них от Савари еще 6 ноября, но отреагировал только 11-го, после депеши Кларка. Туган-Барановский объяснил это разницей в оценках Савари и Кларком масштабов заговора. В целом Наполеон, не скрывая своего удивления и обеспокоенности, одобрил решения парижских властей в отношении заговорщиков.

Известия о заговоре Мале проникали в Русскую армию не только через правительственные каналы, но и через частные письма. Сохранилось, к примеру, письмо из Парижа графини А. Нансути своему мужу, дивизионному генералу Э.-М.-Л. Нансути, написанное 25 октября. Графиня, в деталях описав обстоятельства дела, назвала его «жалким фарсом, который являлся результатом махинации человеческим сознанием». Ничего, кроме коллективного гипноза, которому поддались власти Парижа, графиня не увидела[805]. Сохранилось также письмо королевы Гортензии принцу Евгению из Сен-Лу от 13 ноября

[806]. Упомянув о заговоре Мале, она подчеркнула, что последний бюллетень Великой армии от 20 октября, опубликованный в «Монитёр», поднял во Франции тревогу. Сообщение бюллетеня о том, что армия готовится к отступлению, дало повод опасаться того, что это «заставит думать весь мир, будто император может быть мертв».

Чины Великой армии, находившиеся в данное время в Смоленске и посвященные в эту новость, живо откликнулись на сообщения или слухи о «заговоре Мале». Тон писем был разный. Министр государственный секретарь Дарю, например, выразив уверенность, что жена встретила ложное сообщение о смерти императора спокойно, посвятил письмо описанию своих личных новостей[807]

. В ответ на сообщения о слухах в Париже по поводу смерти императора генерал А.-Ф. Делаборд лаконично отписал: «Наш Бог хранит этого великого человека; он отлично себя чувствует, его здоровье не выказало признаков ухудшения в эту кампанию, несмотря на гигантские труды»[808]. «Известие о смерти императора, – написал своей жене маршал Мортье, – не могло взволновать нас ничуть, потому что мы все знали, что он наслаждается отменным здоровьем, но наше первое беспокойство было за Римского короля и императрицу. Господь защитил их… но я думаю о несчастьях, которые на нас обрушатся, если мы потеряем императора, и это единственная мысль, которая не дает мне покоя»[809]. В ответ на письмо государственного министра Ж.-Б. Шампаньи от 24 октября, в котором тот сообщал о деталях заговора, Дюрок заметил, что «легко можно представить, как воспринял император это известие»[810].