За праздничным столом батюшка всегда был оживлен и красноречив. Он не только дарил имениннику подарки, но и рассказывал веселые истории, от коих у Ксении становилось отрадно на душе.
Царевне приходились по нраву его благозвучные задушевные речи, произнесенные мягким, благожелательным голосом, в отличие от голоса матушки, коя всегда высказывалась грубовато и ворчливо, даже если за столом царило всеобщее веселье. То серебряную ложечку не так держишь, то раньше времени не за то кушанье принялась. Нудит и нудит, пока батюшка не одернет.
- Буде тебе, Марья. Оставь чад в покое.
Матушке почему-то больше нравился Федор, кой был на три года старше Ксении. Рос он крепким, здоровым, с лицом благолепным, зело похожим на батюшку, кой имел цветущий вид в молодых летах. Да и ныне батюшка весьма пригож, хотя и серебряные паутинки вьются в черной курчавой бороде.
Федор - наследник трона, будущий государь всея Руси, а дочь - чужое сокровище, вот-вот выпорхнет из терема, оказавшись в земле чужедальней. Не от того ли всё внимание матушки к Федору. Его-то она никогда не укоряет.
Царевич Федор любил свою сестру. Трех дней не проходило, чтобы он не посещал Царицыну половину дворца. Зайдет к матушке ненадолго, а затем - к Ксении, где оставался по нескольку часов. Отрадно было на сердце сестрицы, когда она проводила время с братцем. Тот всячески поощрял ее книжное учение, ибо сам усиленно предавался разным наукам, за что не раз и получал похвалу от Бориса Федоровича.
Царевич как-то поведал, как вкупе с батюшкой он навещал инокиню Александру в Новодевичьем монастыре.
Еще два года назад Ирина Федоровна была супругой царя Федора Иоанныча, а когда он преставился, то вдовая царица отказалась занять престол и на девятый день удалилась в монастырь.
- Как там, в обители, братец?
- Тихо, урядливо. Тетушка наша сказывала, что, ныне душа ее в покое, и что с покойным сердцем готова уйти в мир иной.
- Да ты что, братец? - встревожилась Ксения. - Зачем она так сказывает? Ей жить да жить на белом свете.
- Батюшка, когда отъезжал из монастыря, все вздыхал, а затем сказал мне в карете, что тетушка наша не совсем здорова.
- Поправится тетушка, непременно поправится! - горячо воскликнула Ксеня. - Она добрая, Бог ее любит. Не так ли, братец?
- Разумеется, сестрица.
Сейчас Ксения сидела за праздничным столом и робко посматривала на тетушку, и то лишь в тот момент, когда та что-нибудь произносила. Подметила, что лицо Ирины Федоровны и в самом деле выглядит болезненным. Кажись, и впрямь ей нездоровится. Уж такая жалость!
Всех веселее было Ксении в Потешной палате, кою изредка посещал Борис Федорович со своими детьми. В палате сей были собраны «стременты музыкальные и всякая рухлядь потешная». Еще загодя, утром, верховая боярыня предваряла:
- Вечор велено быть в Потешной палате, государыня царевна.
Всё окружение царевны (боярыни и боярышни, мамки и сенные девушки, шутихи, карлицы и разного рода потешницы) приходило в оживление. Вечор идти в Потешную палату! Идти через ходы-переходы, большие и малые сени, опять переходы; лесенками то вниз, то вверх, ступеньками, приступочками… Шуму, гаму на весь терем. Вот кто-то споткнулся, дурки и шутихи заверещали, но их одернул строгий голос верховой боярыни:
- Сторожко ступайте!
Но как ни сторожко, а сени и переходы тусклыми слюдяными фонарями освещены.
Перед Золотой царицыной палатой шумное шествие останавливается, замирает, ибо сейчас одна из боярынь распахнет золоченые двери и все увидят матушку царицу, сидящую в высоких креслах из чистого серебра с позолотой, под балдахином, кой украшал двуглавый орел с распущенными крыльями, вылитый из чистого золота. Под орлом, внутри, находилось Распятие, также золотое, с большим восточным топазом. Над креслами была икона Богоматери, осыпанная драгоценными каменьями.
Карлицы и дурки в лазоревых душегреях шустро побегут к царице, а все остальные поклонятся большим обычаем. Мария Григорьевна одарит шутих леденцами и орехами, поднимется из кресел и всех придирчиво осмотрит, ибо в Золотой палате всех дотошно разглядишь, поелику палата ярко освещена драгоценным паникадилом со львом, а сама палата сияет золотыми сводами, стенами, золотыми занавесями на окнах и золотыми зверями да птицами на поставцах.
Верховая боярыня Мария Федоровна, впервые угодив в Золотую царицыну палату, была поражена ее драгоценным убранством, да и весь государев дворец поражал своей пышной роскошью, коей мог позавидовать любой заморский король и даже император.
Придирчивые глаза царицы вперились в Ксению.
- Почему косник не вплела?
Голову царевны украшал девичий венец, шитый жемчугом, а в косы (вместо тяжелого треугольного «косника» из цветных каменьев) были вплетены ленты бирюзовые.
- Чаяла, что в Потешную можно и без подвески, царица-матушка.
- Без подвески? Ишь, чего удумала. Ты, чай, не девка сенная. Куда верховая боярыня смотрела?