Великая иллюзия

– Ладно. Тогда по-другому. – Катя выпрямилась. – Ради меня, Гек.

Он смотрел на нее. Потом кивнул.

– Тогда завтра в десять. Столько дел у нас опять. Я, правда, что-то сейчас никак с мыслями не соберусь… Гек, я ведь в лесу… я так раньше никогда себя не вела… чтобы ножом, пусть пластиковым, но человека ранить…

Он взял ее руку и опять поцеловал.

Уже в квартире, из окна, Катя сквозь слезы смотрела, как его «Гелендваген» все стоит у ее дома с выключенными фарами. Потом фары зажглись, и Гектор уехал.

А она…

Ее словно жгло изнутри. Что-то новое вырастало из пламени и пепла. Новое, незнакомое, очень сильное… яркое…

Она подумала: хорошо, что нож оказался пластиковым. Был бы настоящий – она вонзила бы его в горло тому, кто только посмел бы причинить ему новую боль…

Чтобы хоть как-то успокоиться и прийти в себя, она написала своему шефу имейл, что дело в Полосатове оказалось весьма загадочным убийством и стоит того, чтобы пресс-служба его распиарила впоследствии, что она займется им вплотную. Затем она отыскала в интернете на английском несколько статей о женщине-факире Аделаиде Херманн. Буквально заставляла себя читать. Проверила в интернете и сведения о женщине-факире Мегалании Коралли – ноль информации.

Когда она наконец заснула, ей приснился сон, который она видела в детстве, когда в свои восемь лет прочла мифы о Трое и Гекторе… О троянцах, ахейцах, богах, героях. Сон возвращался к ней все ее детство, когда она перечитывала «Илиаду». Сон не давал ей покоя.

В тяжелом бронзовом шлеме с прорезью для глаз, босая, маленькая, она идет по прибрежному песку к кораблям, волочит за собой неподъемный щит из воловьих шкур и копье, которое тоже поднимает с трудом своими тонкими детскими руками. В Трое за ее высокими стенами Гектор, в доспехах и шлеме, увенчанном черным конским султаном, уже садится в колесницу, чтобы ехать на свой последний бой.

Гектор, лишенный помощи богов… Обреченный на гибель.

Но она не позволит…

Темная фаланга выстроилась у кораблей. Они ждут Гектора. Все предопределено?

Она опирается на щит и с усилием поднимает свое копье. Она готова драться насмерть, только бы спасти его…

Разбудил ее среди ночи сигнал мобильного. Она прочла его послание – их ночной тайный чат:

«С Артемидой можешь сходна быть лица красотою и станом высоким… Нет, ничего столь прекрасного взоры мои не встречали доныне. Смотрю с изумленьем, но не дерзаю тронуть коленей твоих…»[6]

Катя ответила строкой из «Илиады»:

– «Мужу, трудом истомленному, силы вино обновляет?»[7]

Он написал лаконично:

– Трезвый. Ну, почти. Самую малость водки выпил…

И продолжил уже «Одиссеей»:

– «Так размышляя, нашел он, что было приличней словом молить… Тронув колени ее, он прогневал бы чистую деву…»

Он ждал – в Серебряном Бору, у себя в доме, похожем на спортзал, монашескую келью и больничную палату.

И Катя написала то, что подсказало ей сердце. Правду. Пусть это и были строки Одиссеи:

– «Силой и прелестью мужества я изумилась…»

Глава 17. Супруг кошелька

– Утром, пока собиралась, дочитала статьи на английском о факире Аделаиде Херманн, которые ночью нашла, – сообщила Катя Гектору, усаживаясь в его внедорожник.

Гектор приехал к ее дому без четверти десять, она вылетела из квартиры пулей, но в лифте постаралась придать себе спокойный вид. Когда они поздоровались, она отметила, что после вчерашних событий, после столь откровенного разговора о таких интимных вещах, которые обычные мужчины и женщины даже не упоминают вслух, а тем более не делятся ими и не переживают вместе, после их ночного чата, многое изменилось – они еще сильнее сблизились. У Гектора вид был слегка потерянный, доверчивый и тихий. Во взгляде, устремленном на Катю, волной плескалась нежность, искорки вспыхивали в его серых глазах. Однако говорить они начали исключительно «о делах».