Великая мистификация. Загадки гробницы Тутанхамона

Проблемы у Фрейда начались в 1901 году, когда он в возрасте сорока пяти лет отправился в Рим и впервые увидел «Моисея» работы Микеланджело. Позже он сказал: «Это был кульминационный момент моей жизни». Правда, произошло это спустя тринадцать лет, перед самым началом Первой мировой войны. Именно тогда он записал в своих бумагах по поводу «Моисея» Микеланджело, как много эта статуя значила для него и как она захватила его воображение. Теперь, едва у знаменитого психиатра появлялась возможность, он отправлялся в Рим, чтобы вновь увидеть скульптуру. Зигмунд Фрейд изучал это творение великого мастера и постоянно размышлял о нем. Несколько позже он написал: «В 1913 году я провел в уединении три недели сентября в Риме. Ежедневно я стоял в церкви перед статуей, изучал ее, измерял, зарисовывал до тех пор, пока на меня не снизошло понимание, настолько поразительное, что я едва осмелился выразить его в своих бумагах»[235].

Я абсолютно уверен — именно тогда Зигмунд Фрейд начал, как он сам выразился, «без всяких на то оснований» думать, что Моисей был повелителем, либо вождем египетской знати. Эта мысль, в конце концов, привела к его убийству.

Последняя ссора между Картером и Карнарвоном оставляет ощущение какой-то таинственности. В начале 1925 года напряжение в Египте нарастало, и обстановка порой раскалялась до сотен градусов по Фаренгейту, а все вокруг затягивали клубы пыли. Лорд Карнарвон находился под все усиливавшимся давлением со стороны египетской прессы, однако с истинно патрицианской невозмутимостью как-то умудрялся игнорировать все нападки средств массовой информации. Тем не менее некоторые выпады он не мог оставить без внимания и отдельные статьи все-таки читал. Египетские журналисты очень хотели выяснить, как лорд Карнарвон собирается поступить с «их мумией». В результате характер у него становился все более отвратительным, и он начал ссориться не только с критиками, но и со своими друзьями, включая Картера. Деталей теперь уже никто никогда не узнает, однако многие думают, что основным предметом разногласий могли стать отношения Карнарвона с прессой и египетской Службой древностей. Нет никаких сомнений в том, что порой скандалы даже выходили за рамки приличий, и однажды Картер даже выставил лорда Карнавона из дома. Согласитесь, очень неординарный поступок для археолога, который, в сущности, всем, чего он добился, был обязан своему партнеру[236]. Многие полагают, что компаньоны больше никогда не виделись и не общались друг с другом до тех пор, пока Карнарвон не послал Картеру письмо с извинениями следующего содержания:

Мой дорогой Картер!

Сегодня я чувствовал себя очень несчастным и не знал, что думать или предпринять, пока не увидел Эву, и она не рассказала мне все. Я не сомневаюсь, что натворил множество глупостей, о чем очень сожалею. Полагаю, на меня повлияли вся эта шумиха и беспокойства, однако единственное, что я хочу сказать и, надеюсь, Вы будете всегда помнить,

 — какие бы чувства Вы ни испытывали, или будете испытывать ко мне, мое в высшей степени дружеское отношение к Вам никогда не изменится.

Я человек, у которого не так много друзей, поэтому, что бы ни случилось, это никогда не изменит моих чувств по отношению к Вам. В Долине всегда так много шума и суеты, так не хватает покоя и уединенности, что у меня возникло чувство, что уже никогда мне не доведется встретиться с Вами наедине. Признаюсь, мне этого очень хочется, как и хочется обстоятельно поговорить. По этой причине я просто не находил себе места, пока не написал Вам.

Искренне Ваш Карнарвон[237]

Что именно такого рассказала Картеру Эва (леди Эвелина), что заставило его иначе посмотреть на какие-то вопросы, мы никогда не узнаем, хотя некоторые полагают, что у дочери Карнарвона вспыхнула страсть к Картеру. Даже если это и правда, все же сомнительно, чтобы два настолько известных человека, у которых, право же, было чем заняться, стали ссориться по такому малозначительному поводу. Наверняка между ними произошло что-то более серьезное.