Великая тайна Фархелема

— И я сколько думал об этом, — признался Джантар. — Цель неясна — но существует некая сила, аппарат подавления, принуждения, что страшнее всего — с правом «ликвидации» своих же. Будто, если один раз ошибся — уже враг… Люди шли воевать добровольцами, а оказывалось: одно дело — общие, высшие цели всей борьбы, и совсем другое — какой-то конкретный командир. покажется такому, что кто-то проявил трусость, или тот не сумеет доказать что он не вражеский шпион, или просто не так обошёлся с каким-то «старшим по званию» — и уже заседает суд, и выносит… не врагу, а своему, который не меньше других верил в правоту общего дела — смертный приговор! Хотя на войне никак не предусмотришь всего: одному разуму и воле противостоят другой разум и воля! И свой, которому что-то не удалось, от этого ещё не враг… Но — и не раб, который продал кому-то свою жизнь! Сделал выбор, вступил в борьбу за общее дело — не затем, чтобы его принесли в жертву под настроение, или так припугнув «ненадёжных» среди своих! А для лоруанцев в порядке вещей — стоять тупым стадом и смотреть, как взбесившееся ничтожество, пользуясь безнаказанностью, вершит суд… Но для наших, для каймирцев — какой он тогда свой? Как раз — враг, предатель общего дела, с которым и поступали соответственно… Зато теперь в учебниках, газетах — участие каймирцев в войне представлено в основном через эти случаи. И тут вам уже — не одежда и не школа…

— Но не пишут, как после каждого восстания новый командир-каймирец обращался не к страху солдат, а к совести — и одерживали победы с малыми жертвами! — добавил Итагаро. — А у лоруанцев будто заложено в генах: выше по званию — тот, кто действует не умом, не верой, а страхом, и бессмысленно гонит массы людей на смерть! А кто знает дело, может предложить лучший вариант — где-то внизу, в подчинении, наверху должен быть тот, кто может организовать стадо, кого боятся больше, чем самого врага! А наши — не стадо, их не надо «организовывать», принося в жертву некоторых для устрашения всех! Наоборот, понимали, что идёт война за избавление человечества от извечных несовершенств… Да, вот вам — два разных подхода к ценности и смыслу жизни. У нас человек и на войне — личность, а у них и в мирное время — ниже законов, приказов, стандартов, рассчитанных на тех, в ком не найти высших чувств и устремлений, чтобы через это обратиться к ним! А мы так долго принимали это за готовность понять слабых, страдающих, прийти им на помощь! Будто не видели: их идеал — община равных в несовершенстве, в унижении, а не в достоинстве, как мы ожидали! И даже эта одежда… Зачем она: для защиты тела от факторов природной среды — или стандартизации человеческого облика? Кто-то несовершенен в строении тела — надо это скрыть, но тогда… Один — в набедренной повязке, другой — в глухом костюме с ног до головы, значит, тому есть что скрывать, и это снова очевидно. И надо так же одеть всех — чтобы те, кому нечего скрывать, не вообразили, будто они лучше. А что им так неудобно — неважно… Это у нас каждый — такой, как есть, а у них каждый — не лучше кого-то. И вообще сам по себе стоит немного, главное — единый стандарт…

— Но что уже получается… — не согласилась Фиар. — Что сама светлая кожа, более массивное телосложение — воспринимаются как несовершенство, которое надо скрыть? Не приспособления организма к другим условиям — а несовершенства?

— А не хотелось бы быть, как они: тяжёлого сложения, ниже ростом и с бородой, — ответил Лартаяу. — Хотя и ничьей вины тут нет: в разных условиях шёл отбор разных генов…

— Да и физической выносливостью как раз они нас превосходят, — напомнил Итагаро. — И тут у них даже комплекс превосходства: вы слабее нас, не можете сплотиться перед трудностями…