Великая тайна Фархелема

— Кто в такое время отсюда поедет? — возразил Лартаяу. — Вот с загородных, сельских станций — уж точно будут в вагоне… Ладно, давайте пока решать остальное. Герм уже заканчивает наблюдения — пока доедем, свернёт и ляжет спать. А нам надо выгрузить у меня дома терминал, видеомагнитофон, одежду — чтобы отнести к нему ящик и лестницу…

— Видеомагнитофон, — вспомнил Итагаро, — я должен незаметно вернуть домой. И ещё вопрос: где оставим кассету с записью…

— И одежда… — добавил Донот. — Тоже: где её снять? У Герма я должен быть без неё! Сниму прямо в переулке — так рано никто не увидит. Потом, в другой раз, заберу домой…

— И я не могу сразу ехать домой с видеомагнитофоном, — продолжал Итагаро. — Родители увидят, спросят, в чём дело… А ещё — сумка, в которой брал его с собой. Её тоже оставлю у Герма, а на место верну днём, когда родителей дома не будет. И не увидели бы соседи — ненароком что-то спросят…

— А у Герма своего нет? — вдруг сообразил Джантар. — Есть видеокамера — по идее, должен быть видеомагнитофон!

— Большой, со своим кинескопом, — ответил Итагаро. — И не того типа, эта кассета не подойдёт. А у Фиар — того, что нужно, но стоит в доме на видном месте…

— И тоже отдельный от телевизора, а у меня и своего телевизора нет, — вздохнул Лартаяу. — Да ещё мой «усыновитель» тоже считает дом своим, и в любой момент может явиться за мной, если зачем-то понадоблюсь. И сдал его только семье Джантара — а застанет за просмотром нас всех…

— Можно собраться у меня, — предложила Фиар. — Я ещё целый день одна, родители вернутся к вечеру. И сначала там, у меня, всё выгрузить… Хотя нет, терминал оставим у тебя — он же и так твой. В крайнем случае «усыновитель» найдёт терминал, который вы оба по ошибке считали перегоревшим…

— А разве он знает, сколько и чего мы привезли с собой? — сообразил Джантар. — В крайнем случае скажем: терминал и «взрослая» одежда — наши!

— Не подумали сразу! — спохватилась Фиар. — Сказывается усталость бессонной ночи… Но ящик и лестницу надо сразу отнести к Герму.

— Вот, кажется, и решили, — подвёл итог Лартаяу. — Только идём быстрее, уже светает.

Джантар снова обернулся — и увидел: небо на юго-востоке чуть посветлело. Но впереди было по-прежнему темно — и даже Экватор Мира ещё сиял гигантской туманной аркой в черноте небосвода, среди россыпи слабых звёзд, пока не потускневших в свете занимающейся зари.

— А к прибытию вагона будет уже совсем светло, — добавил Итагаро. — Но и ждать на платформе не хотелось бы: вдруг там кто-то есть…

— Будем ждать поблизости, — предложила Фиар. — Но странно, — вдруг спохватилась она. — Сколько идём — и где платформа? И сама рельсовая дорога?

— Она же тут не освещается, как крупная магистраль, — напомнил Итагаро. — Небольшая, тупиковая ветка. На платформе единственный фонарь, и тот не виден отсюда. Тоже вопрос: для кого он теперь…

— И если сбились с пути — пока не можем определить, — с беспокойством продолжала Фиар. — Хотя к рельсовой дороге всё равно должны выйти…

— Вот платформа, я вижу, — очень вовремя ответил Талир (а то и Джантар начал беспокоиться). — Правильно идём, только медленно…

— Так пойдём быстрее, — повторил Лартаяу.

— И потом, утром, всё должно быть как обычно, — напомнила Фиар, прибавляя шаг. — Все идём как будто на море — а на самом деле сначала собираемся у меня и смотрим запись. С Ратоной и Минакри так и договорились. И надо успеть выспаться — смотреть со свежим восприятием, а не после бессонной ночи. Неизвестно же, что узнаем…

— И всё же: как… то, о чём мы говорили раньше? — вернулся к прежней теме Талир. — Ведь не абстракция — реальность нашей жизни! Есть более и менее совершенные люди — но нет чёткой грани между ними…

— Как… — начал Лартаяу. — Пока выходят из положения так: все «одинаковые граждане», законы одни для всех… Богатых и бедных, знатного рода и «из низов», с тёмной и светлой кожей, здоровых и больных, с сильным и слабым развитием экстрасенсорных… или вообще каких-то способностей. Считается одним из величайших достижений общественной мысли — и даже нет вопроса: откуда сам стандарт, кто подогнан к чьей одинаковости? Больной к здоровому, экстрасенс к неэкстрасенсу, богач к нищему — или наоборот? А, с другой стороны — эти местные законы… И опять же вопрос: откуда местный стандарт? Кто и как решает, что жители такой-то территории подлежат публичной порке, судебному испытанию, перепродаже в другую семью? А третья сторона: совсем уже специфические потребности и особенности — не отражены ни в «общих» законах, ни в местных. Все законы защищают тех, кто в чём-то уступает, отстаёт, а кто превосходит — тому даже стыдно просить о чём-то особом. И вот их, превосходящих, по закону как бы нет. Он — один для всех, а они не «все», они особенные… И что им делать?