Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

Я получил от начальника музея Военной академии РВСН им. Петра Великого полковника Валентина Ивановича Углова ксерокопию только одной, 422-й страницы этих воспоминаний. Она начинается со слов, из которых следует, что речь идет о замене начальника Артакадемии им. Дзержинского генерал-лейтенанта Сивкова (вскоре после выступления Сталина в Кремле перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г., где вождь покритиковал работу этой академии) генерал-майором Говоровым, «…до этого занимавшего должность ст. преподавателя кафедры тактики артиллерии». Затем он пишет:

Я предполагал, что сведения, о которых говорил Сталин, он получал от своего сына Якова Джугашвили, поступившего в 1940 г. в слушатели Академии. Он сначала числился на моем ф-те, но в середине учебного года пришел ко мне с заявлением, что хочет перейти на командирский факультет.

Судьба Я. Джугашвили сложилась неудачно: во время войны он погиб, будучи пленным в одном из немецких концентрационных лагерей…

Далее на этой странице Благонравов рассказывает о начале войны и переезде академии в Самарканд. Как сказал мне В. И. Углов, в этих солидных по объему воспоминаниях Благонравова больше о Якове Джугашвили нигде не упоминается.

Благонравов был человеком, которого Сталин высоко ценил, недаром при подготовке переезда Артакадемии из Ленинграда в Москву почему-то именно ему поручили выбрать для нее хорошее место и подходящий комплекс зданий. Об этом мне тоже рассказал В. И. Углов, полностью прочитавший воспоминания Благонравова и готовивший их к изданию.[101]

Приехав в Москву, Благонравов вместе с наркомом внутренних дел (очевидно, с Ежовым) колесил по городу, рассматривая различные здания, например в Лефортово, но они так ничего и не выбрали. Потом к этому делу подключился выделенный наркомом ответственный сотрудник НКВД (возможно, первый замнаркома внутренних дел Берия), и после этого сразу был выбран комплекс зданий, принадлежавший профсоюзам, – описанный Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях» Дворец Труда. Так же быстро был организован переезд академии из Ленинграда в Москву во время учебного года, и с 15 сентября 1938 г.[102] (согласно приведенным документам) Яков Джугашвили стал слушателем Академии.

Однако есть туть две нестыковки.

Во-первых, в своих воспоминаниях Благонравов пишет, что слушателем академии Яков стал в 1940 г. (то есть на два года позже, чем по академическим документам). Далее он почему-то говорит, что Яков не «учился», а «числился» на его факультете (именно это слово Яков употребит во время допроса в плену).

Во-вторых, почему-то в академических документах Якова его зачисление на факультет вооружения вообще не зафиксировано, а по воспоминаниям Благонравова он числился на нем целых полгода.

И вообще, о Якове Благонравов упомянул слишком скупо, не очень доброжелательно и даже довольно нескладно: «судьба… сложилась неудачно: во время войны он погиб, будучи пленным». Скажи он такие слова, например, о генерале Карбышеве, они прозвучали бы как оскорбление. Почему же Благонравов позволил себе сказать так о Якове? Счел его виновным в снятии с должности начальника Артакадемии генерала Сивкова? Знал истинные обстоятельства учебы старшего сына вождя в академии? Например, Яков уже занимал большой пост, а в Академии его «тянули» без отрыва от основной работы. Почему Благонравов не сказал, закончил Яков Академию или не успел, где, кем и как он воевал? Или он попал в плен, не воюя, а при совершенно иных обстоятельствах, о которых либо ничего не известно, либо кое-что известно, но рассказывать нельзя? Когда оказался в плену? Как там себя вел? При каких обстоятельствах и когда погиб? Ведь обо всем этом в то время разговоры шли.

За недомолвками и некоторой недоброжелательностью Благонравова по отношению к Якову угадывается тайна…

А вот еще одна тайна – письмо полковника И. Я. Сапегина Василию Сталину. Сапегин был командиром 151-го учебного отделения, в котором учился Яков в академии, и о нем Яков упомянул в единственной открытке, полученной после начала войны его женой Юлией: «С Сапегиным все в порядке» (хотя очевидно, что к боевым действиям это не имеет никакого отношения, ибо Яков до фронта еще не доехал. Из этой фразы скорее следует, что либо Сапегин избежал какой-то неприятности, либо у них с Сапегиным были нелады, но теперь все утряслось).

Письмо полковника И. Я. Сапегина в Управление ВВС РККА Сталину Василию Иосифовичу