Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

«Британская армия слаба , – поправил он. – Британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот увеличивается, но Англии не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать, – бросил почти в лицо собеседника прямой намек советский Вождь».

Это было не только оскорбительно-колкое обвинение в глупости, а и напоминание о немецком поражении в Первой мировой войне. Но он тут же завуалировал эти «оскорбления»:

«Смешно, например, что всего несколько сотен британцев правят Индией».

По своей сути это пояснение являлось указанием на колониальную слабость англичан и обращало внимание собеседника на интересы Германии.

Риббентроп понял откровенные намеки Сталина. Но его задел болезненный укол, и, чтобы сохранить свое реноме, он тоже допускает «утечку» информации. Подчеркивая ее конфиденциальность, он даже слегка понизил голос:

«На днях Англия снова прощупывала почву с виноватым упоминанием 1914 года. Это был типично английский глупый маневр. Я предложил фюреру сообщить англичанам, что в случае германо-польского конфликта ответом на любой вражеский акт Великобритании будет бомбардировка Лондона…»

Подчеркивая свое влияние на Гитлера, министр иностранных дел Германии несколько блефовал. Но для Сталина была очевидна недальновидность и бессмысленность такой стратегии немцев, поэтому он напомнил:

«Несмотря на свою слабость, Англия будет вести войну ловко и упрямо. А если еще учесть ее союз с Францией, то надо помнить, что Франция располагает армией, достойной внимания».

Риббентроп еще не осознал, к какой мысли направляет его собеседник. И пытался преувеличить защищенность немецких границ:

«Французская армия численно меньше германской. В то время как наша армия в ежегодных наборах имеет по триста тысяч солдат, Франция может набирать ежегодно только сто пятьдесят тысяч рекрутов. К тому же наш Западный вал в пять раз сильнее, чем линия Мажино. Если Франция попытается воевать с Германией, она определенно будет побеждена…»

Конечно, говоря о Западном вале, Риббентроп выдавал желаемое за имеющееся: в это время «линия Зигфрида» большей частью существовала лишь на бумаге – она только строилась. Но поразительно, что в этом, казалось бы, непринудительном и поверхностном диалоге Сталиным практически была исследована вся последовательность действий Гитлера на два будущих года – до момента нападения на СССР.

Он моментально извлек из доверительно полученной информации весь полезный остаток. Одновременно он сделал немецкого министра иностранных дел своеобразным союзником, навязав ему свое понимание ближайших интересов Германии. И Риббентроп, человек, которого не назовешь простаком, видимо, действительно повлиял на последующие практические действия германской политики.

В ночь с 23 на 24 августа после длившихся несколько часов переговоров договор был подписан. В ходе встречи немецкий министр был вынужден несколько раз связаться с Гитлером для уточнения отдельных пунктов, предложенных советской стороной. После завершения переговоров здесь же, в кабинете Молотова, «был сервирован небольшой ужин на четыре персоны».

Сталин остался удовлетворен достигнутыми договоренностями и, когда речь зашла об Антикоминтерновском пакте, отозвался о нем иронически.

«Антикоминтерновский пакт, – почти оправдывался Риббентроп, – был, в общем-то, направлен не против Советского Союза, а против западной демократии. Да, мы и по тону вашей русской прессы видели, что Советское правительство осознает это полностью».

Сталин дипломатично принял это оправдание как версию самого автора пакта.

«Антикоминтерновский пакт испугал главным образом лондонское Сити и мелких английских торговцев, – пошутил он».

Риббентроп поддержал шутку:

«Конечно же, вы, господин Сталин, напуганы Антикоминтерновским пактом меньше лондонского Сити и английских торговцев. У нас среди берлинцев ходит широко известная шутка: «Сталин еще присоединится к Антикоминтерновскому пакту».

Присутствующие улыбнулись шутке Риббентропа, и он поощренно продолжал:

«Германский народ, особенно простые люди, тепло приветствуют установление понимания с Советским Союзом. Народ чувствует, что естественным образом существующие интересы Германии и Советского Союза нигде не сталкиваются и что развитию хороших отношений ранее препятствовали только иностранные интриги, особенно со стороны Англии».

Но это были только слова.

«И я верю в это, – дипломатично соглашается с очевидной демагогией Сталин и все же снова иронизирует: – Немцы желают мира и поэтому приветствуют дружеские отношения между Германским государством и Советским Союзом…»

Почувствовав скрытую подоплеку сарказма мысли Сталина в отношении миролюбивости немцев, Риббентроп решил пояснить: