Впрочем, как и Англия, германская дипломатия начала искать возможность нормализации отношений с СССР еще в начале 1939 года. 17 апреля статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Вайцзеккер в беседе с советским послом А. Меркаловым заявил, что Германия всегда хотела иметь торговые отношения с Россией, удовлетворяющие взаимным интересам.
На следующий день Меркалов был вызван телеграммой в Москву, куда прибыл 21 апреля. Позже он писал: «Цель визита в Кремль была неведома до момента прибытия на заседание Политбюро… После обоюдных приветствий Сталин первым делом неожиданно спросил: «Пойдут на нас немцы или не пойдут?» Меркалов предположил, что «курс, выбранный Гитлером, неизбежно повлечет за собой в ближайшие два-три года военный конфликт».
Такое мнение совпадало с выводами Сталина, и поэтому с апреля 1939 года вся его дальнейшая внешняя политика была подчинена «императиву выигрыша времени». Убедившись в неискренности намерений коварного Альбиона и наивной ветрености легкомысленной Франции, он уже не мог не пойти на попытки сближения, проявляемые Германией. Это было бы по меньшей мере неблагоразумно. Он понимал, что судьба Польши уже решена. И каковы бы ни были намерения Германии, ее, безусловно, было лучше держать в качестве торгового партнера, чем очевидного врага.
В результате бесед немцев в Берлине с советником советского посольства Астаховым и посла в СССР фон Шуленбурга с Молотовым была достигнута принципиальная договоренность о подписании соглашений, снимающих напряженность советско-германских отношений.
21 августа 1939 года в Кремль поступила телеграмма: «Господину Сталину, Москва.
1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень в перестройке германо-советских отношений.
2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.
3. Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне ваш министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов.
4. Я убежден, что дополнительный протокол, желаемый Советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время.
5. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.
6. По моему мнению, желательно ввиду намерений обеих стран, не теряя времени, вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, имперский министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один-два дня. Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер» [4] .
Гитлер был осведомлен о затяжке переговоров англичанами и французами и боялся, что Москва тоже начнет откладывать решение, используя его обращение для закулисных маневров. Однако, не добившись результатов от англичан и французов, Сталин лаконично ответил 21 августа:
«Канцлеру Германского государства господину А. Гитлеру. Я благодарю Вас за письмо. Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами.
Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами. Советское правительство уполномочило меня информировать Вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа. И. Сталин».
Несомненно, Гитлер в этот период лицемерил, и истинные его планы отражает то, что за девять дней до отправки телеграммы Сталину в беседе с Буркхардтом он заявил: