Как выше замечено, Татищев, безусловно, верит этому сказанию Иоакимовской летописи и даже, неизвестно из каких источников, пополняет ее сведениями о дочерях Гостомысла. Иоакимовская летопись называет по имени одну только У милу, Татищев же говорит, что старшая была за князем Изборским, что от этого брака произошла Ольга (впоследствии жена Игоря); о младшей же дочери ничего не известно, но есть предположения, не была ли она матерью Вадима. Этот Вадим поднял новгородцев против Рюрика, от руки которого и пал. По безосновательным догадкам и предположениям Татищева (в его примечаниях к Иоакимовской летописи), Вадим был, возможно, внуком Гостомысла, как и Рюрик, но, происходя от старшей сестры, имел больше прав на власть, чем последний, почему и был убит младшим (двоюродным) братом. Эти сказания, основанные, вероятно, на желании дать естественное объяснение факту призвания князей, в позднейшее время (в XVII в.) досужими грамотеями, и особенно известным Каменевичем-Рвовским, переделывались по личному вкусу. Гостомысла, однако, они называют не князем, а новгородским старейшиной, избранным всенародно. Перед смертью он созвал всех начальных людей Русской земли и советовал им, по его кончине, отправить посольство в варяжскую землю и в Пруссию к тамошним самодержцам от рода Августа Кесаря и просить их к себе на княжение. По смерти Гостомысла, который был похоронен в Болотове[542]
, его сограждане долго не хотели привести его совет в исполнение и не имели князей, а избирали только посадников. Но беспрестанные междоусобицы заставили их, наконец, отправить послов в варяжскую землю и в Пруссию, к тамошнему курфирсту Рюрику, потомку Августа Кесаря в 14-м колене. Щекатов[543], говоря о начале Новгорода, делает общую ссылку на новгородских летописцев, под которыми, очевидно, понимает варианты одного и того же сказания. У него говорится, что задолго до построения Новгорода в версте или несколько выше последнего был построен город Славенск, который населен был славянами. Но его опустошили войны и моровое поветрие; уцелевшие жители перешли на берега Дуная и жили там долгое время, но потом (в середине V в.) вернулись на прежнее место и неподалеку от старого поставили Новый город; остатки же старого на месте, называемом Старое городище, видны и поныне.Насколько в этих баснословных сказаниях сохранились элементы действительного происхождения Новгорода, судить, конечно, трудно. Но в основе этих сказаний, без сомнения, лежат отчасти действительные факты, а отчасти понятное желание как сравнительно древних летописцев, так и позднейших сводчиков летописных известий, хроникеров, найти начало и рациональное (естественное) объяснение того или другого явления, факта и пр. Факт призвания князей не подлежит сомнению. Чем же вызван этот факт? Предание могло сохранить его общую причину, а именно: отсутствие крепкой власти, которая могла бы сдерживать частные, эгоистические стремления, идущие вразрез с общим благом народа и производящие смуты и усобицы, и надо полагать, это так и было. Но позднейшие хроникеры и составители отдельных сказаний о тех или других явлениях Древней Руси, в противоположность своим первообразам, древнейшим летописателям, которые и разукрашенные народной фантазией предания вносили в свои бытописания, «не мудрствуя лукаво» (почему в них и можно до известной степени разобраться), давали полный ход своей необузданной фантазии: известный голый факт они старались обставить интересными, по их представлениям, подробностями; им нужны были действующие лица, почему-либо необыкновенные и часто с драматическим положением, — словом, хроникеры, еще мало способные к отвлеченному мышлению, старались изображать факты наглядно, конкретно, а для этого им приходилось выдумывать и действующих лиц, и названия топографические, географические и т. и., или, наоборот, от последних производить названия личные.