В Орде в описываемое время происходили неурядицы и смуты, была замятия, по выражению летописей: ханы быстро сменяли один другого, и эти перемены сопровождались потрясениями и кровопролитием: Тохтамыша сменил Темир-Кутлуй, за которым следовали Шадибек и Булат-Салтан. Василию Димитриевичу, конечно, на руку были эти смуты, и он несколько лет не посылал даже выхода в Орду. Тем не менее Орда еще сильна была, в частности, потому, что настоящим ее представителем в это время был хитрый и энергичный Едигей. Он, по-видимому, дружил с Василием, называл его сыном, а между тем втайне готовился нанести этому сыну сильный удар. В 1408 г. он вместе с другими четырьмя царевичами и многими князьями ордынскими вторгся в Рязанскую землю, разбил рязанского князя Федора Олеговича; потом — коломенскую рать и в конце ноября подступил к Москве. Великий князь уехал в Кострому, оставив в Москве дядю Владимира Андреевича Храброго, братьев Андрея и Петра и какого-то князя Ивана Юрьевича. Едигей 26 ноября остановился в Коломенском, а 1 декабря по всей Московской земле распустил татар, которые рассыпались в разные стороны, «аки злии волци»: Переяславль, Юрьев, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верея, Нижний Новгород и Городец стали жертвой огня и меча татарского; но погоня, посланная за великим князем, не смогла догнать его и ни с чем воротилась назад. Хотя Едигей сам не подходил к Москве и не сносился с осажденными, тем не менее он хотел остаться здесь на зимовку и во что бы то ни стало взять столицу. Чтобы усилиться людьми и осадными орудиями, он вызывал к Москве Ивана Михайловича, великого князя Тверского, с пушками, тюфяками и самострелами. Иван Михайлович шел медленно; дошедши до г. Клина, он отпустил от себя сопровождавших его татарских посланцев, а сам воротился домой. Так он поступал «дабы ни Едигея разгневити, ниже великому князю погрубити, и обоим обоего избежа, премудре бо сиа сотвори»… Не надеясь захватить (в плен) великого князя, Едигей отправил к нему грамоту, в которой прописывает все преступные против Орды деяния Василия. Это послание, внесенное в Новгородскую 4-ю и другие летописи, весьма любопытно, так как ярко характеризует отношения Василия с Ордой и его ордынскую политику. Едигей прежде всего говорит, что он пришел ратью потому, что, по распространившемуся в Орде слуху, у Василия находятся дети Тохтамыша. Очевидно, Булат-Салтан не чувствовал под собой твердой почвы и, надо полагать, боялся, что Василий (если бы у него были дети Тохтамыша) мог выставить от себя претендента на ханский престол. Далее Едигей жалуется, что прежде улус царев «исправу дрожал да и пошлину», а теперь этого нет, что приходящих на Московскую землю царевых послов и купцов «на смех поднимают», между тем как прежде послов царевых и гостей чтили и «держали без истомы и без обиды»; он советует Василию спросить старых бояр, так ли делалось прежде; ставит на вид, что с тех пор, как сел на царстве Темир-Кутлуй, Василий не был ни у одного царя в Орде, не присылал даже ни детей, ни князей, ни бояр. «Добрые нравы, — говорит Едигей, — и добрыя дела, и добрая дума в Орде была от Федора от Кошки, добрый был человек: который добрый дела ордынский тот тебе [Василию] поминал, а то ся минуло». Теперь, говорит далее Едигей, у тебя сын его Иван — казначей, любимец и старейшина; «и ты нынеча из того [Ивана] слова и думы не выступаешь, которая его дума не добра и слово, и ты из того слова не выступаешь… ино того думою учинилася улусу пакость». В заключение Едигей говорит, что Василий, посылая в Орду «жалобныя грамоты», всегда лгал, когда говорил, что «ся улус истомил и выхода взята не на чем», что он брал с двух сох по рублю и неизвестно, куда девал это серебро, т. е., другими словами, оставлял у себя. Так прописывал Едигей Василию его «пакости». А между тем Орде угрожал новый претендент на ханский престол. Булат-Салтан чрез посла извещал Едигея об опасности и требовал, чтоб он немедленно возвратился в Орду. Только теперь Едигей вступает в переговоры с осажденными, не знавшими об угрожавшей хану опасности, и соглашается снять осаду за откуп в 3000 рублей. Сначала Едигей отпустил в Орду несколько отрядов с большим полоном, а потом в конце декабря ушел и сам со всем войском[312]
.Затем до 1418 г. деятельность Василия Димитриевича отличается более мирным и миролюбивым характером. В 1408 г., еще до нашествия Едигея, князь Иван Владимирович Пронский согнал Федора Олеговича с великокняжеского Рязанского стола, который занял сам. Василий Димитриевич вступился в это дело, примирил родичей, и каждый из них занял по-прежнему свое княжение[313]
; тогда же по повелению великого князя срублен, т. е. укреплен был г. Ржева, вероятно, по причине частых набегов на него Литвы[314]; в следующем, 1409 г. 1 сентября Василий Димитриевич с большой силой выступил против Витовта и стал на берегу р. Угры. Витовт с литовцами, ляхами, немцами и жмудью стоял на другом берегу. Но, простояв так несколько дней, князья примирились, как выражается летопись, «по давному»[315].