Великие поэты мира: Иннокентий Анненский

Мертвой нищей логови́ще без печей…

Ну как встанет, ну как глянет из окна:

«Взять не можешь, а тревожишь, старина!

Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!

Любит древних, любит давних ворошить…

Не сфальшивишь, так иди уж: у меня

Не в окошке, так из кошки два огня.

Дам и брашна – волчьих ягод, белены…

Только страшно – месяц за год у луны…

Столько вышек, столько лестниц – двери нет…

Встанет месяц, глянет месяц – где твой след?..»

Тсс… ни слова… даль былого – но сквозь дым

Мутно зрима… Мимо, мимо… И к живым!

Иль истомы сердцу надо моему?

Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…

Трилистник толпы

1

Прелюдия

Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом

Она дает гореть, дает светиться думам.

Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле,

И холодно цветам ночами в хрустале.

Но в праздности моей рассеяны мгновенья,

Когда мучительно душе прикосновенье,

И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой,

Как спичку на ветру загородив рукой…

Пусть это только миг… В тот миг меня не трогай,

Я ощупью иду тогда своей дорогой…

Мой взгляд рассеянный в молчаньи заприметь

И не мешай другим вокруг меня шуметь.

Так лучше. Только бы меня не замечали

В тумане, может быть, и творческой печали.

2 После концерта

В аллею черные спустились небеса,

Но сердцу в эту ночь не превозмочь усталость…

Погасшие огни, немые голоса, —

Неужто это всё, что от мечты осталось?

О, как печален был одежд ее атлас,

И вырез жутко бел среди наплечий черных!

Как жалко было мне ее недвижных глаз

И снежной лайки рук, молитвенно-покорных!

А сколько было там развеяно души

Среди рассеянных, мятежных и бесслезных!

Что звуков пролито, взлелеянных в тиши,

Сиреневых, и ласковых, и звездных!

Так с нити порванной в волненьи иногда,

Средь месячных лучей, и нежны и огнисты,

В росистую траву катятся аметисты

И гибнут без следа.

3

Буддийская месса в париже

Ф. Фр. Зелинскому

1

Колонны, желтыми увитые шелками,

И платья peche [8] и mauve [9] в немного яркой раме

Среди струистых смол и лепета звонков,

И ритмы странные тысячелетних слов,

Слегка смягченные в осенней позолоте, —

Вы в памяти моей сегодня оживете.

2

Священнодействовал базальтовый монгол,

И таял медленно таинственный глагол

В капризно созданном среди музея храме,

Чтоб дамы черными играли веерами

И, тайне чуждые, как свежий их ирис,

Лишь переводчикам внимали строго мисс.

3

Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна,

Мне в таинстве была лишь музыка понятна,

Но тем внимательней созвучья я ловил,

Я ритмами дышал, как волнами кадил,

И было стыдно мне пособий бледной прозы

Для той мистической и музыкальной грезы.

4

Обедня кончилась, и сразу ожил зал,

Монгол с улыбкою цветы нам раздавал,

И, экзотичные вдыхая ароматы,

Спешили к выходу певцы, и дипломаты,

И дамы, бережно поддерживая трен, —

Чтоб слушать вечером Маскотту иль Кармен.

5

А в воздухе жила непонятая фраза,

Рожденная душой в мучении экстаза,

Чтоб чистые сердца в ней пили благодать…

И странно было мне, и жутко увидать,

Как над улыбками спускалися вуали

И пальцы нежные цветы богов роняли.

Трилистник балаганный

1

Серебряный полдень

Серебряным блеском туман

К полудню еще не развеян,

К полудню от солнечных ран

Стал даже желтее туман,

Стал даже желтей и мертвей он.

А полдень горит так суров,

Что мне в этот час неприятны

Лиловых и алых шаров

Меж клочьями мертвых паров

В глаза замелькавшие пятна.

И что ей тут надо скакать,

Безумной и радостной своре,

Всё солнце ловить и искать?

И солнцу с чего ж их ласкать,

Воздушных на мертвом просторе!

Подумать, что помпа бюро,

Огней и парчи серебро,

Должна потускнеть в фимиаме:

Пришли Арлекин и Пьеро,

О, белая помпа бюро!

И стали у гроба с свечами!

2 Шарики детские

Шарики, шарики!

Шарики детские!

Деньги отецкие!

Покупайте, сударики, шарики!

Эй, лисья шуба, коли есть лишни,

Не пожалей пятишни:

Запущу под самое нёбо —

Два часа потом глазей, да в оба!

Хорошо ведь, говорят, на воле.

Чирикнуть, ваше степенство, что ли?

Прикажите для общего восторгу,

Три семьдесят пять – без торгу!

Ужели же менее

За освободительное движение?

Что? Пасуешь?..

Эй, тетка! Который торгуешь?

Мал?

Извините, какого поймал…

Бывает —

Другой и вырастает,

А наш Тит

Так себя понимает,

Что брюха не растит,

А всё по верхам глядит

От больших от дум!..

Ты который торгуешь?

Да не мни, а кум,

Наблудишь – не надуешь…

Шарики детски,

Красны, лиловы,

Очень дешёвы!

Шарики детски!

Эй, воротник, говоришь по-немецки?

Так бери десять штук по па́рам,

Остальные даром…

Жалко, ты по-немецки слабенек,

А не то – уговор лучше денег!

Пожалте, старичок!

Как вы – чок в чок —

Вот этот пузатенький,

Желтоватенький

И на сердце с Катенькой…

Цена не цена —

Всего пятак,

Да разве еще четвертак,

А прибавишь гривенник для барства —

Бери с гербом государства!

Шарики детские, шарики!

Вам, сударики, шарики,

А нам бы, сударики, на шкалики!..

3 Умирание

Слава богу, снова тень!

Для чего-то спозаранья

Надо мною целый день

Длится это умиранье,

Целый сумеречный день!

Между старых желтых стен,

Доживая горький плен,

Содрогается опалый

Шар на нитке, темно-алый,

Между старых желтых стен!

И бессильный, точно тень,

В этот сумеречный день

Всё еще он тянет нитку

И никак не кончит пытку

В этот сумеречный день…

Хоть бы ночь скорее, ночь!

Самому бы изнемочь,

Да забыться примиренным,