Великие пророки современности

Не только Гальдер конфронтировал с Гитлером. Известный немецкий разведчик адмирал Канарис, казненный в Флоссенбурге 9 апреля 1945 г. по приговору эсэсовского суда, также, мягко говоря, не разделял методы и средства Гитлера. В своем недовольстве он пошел дальше Шуленбурга и Гальдера.

В формировании недовольства немалую роль сыграло и то обстоятельство, что был нарушен «график разгрома России», что привело к громадным потерям в зимнюю пору: так с 22 июня 1941 г. по 28 февраля 1942 г. потери вермахта, по официальным данным германского командования, достигли 210 572 убитых; 747 761 раненых; 43 303 пропавших без вести; 112 672 обмороженных охладили пыл, подействовали как ушат холодной воды. Задумались многие.

Доходит до того, что полковник Штауффенберг, в боях потерявший правую руку, два пальца левой, левый глаз, в Виннице, в августе 1942 г., во время конной прогулки, с гневом воскликнул: «Да неужели же в Ставке фюрера не найдется ни одного офицера, который выстрелом из пистолета прикончит эту свинью?»

Даже неунывающий Геббельс не вытерпел и 11 апреля 1943 г. занес в свой дневник: «Трудно даже представить себе, как закончится война и как мы сможем добиться победы».

Нарастает недовольство. В феврале 1944 г. в районе Корсунь-Шевченковского окружения, в котле, в результате преступного приказа «держаться до последнего» нашли свою смерть 55 тысяч немецких солдат!

Генерал Вальтер фон Зайдлиц писал: «Необходимо всеми силами бороться с тем помутнением разума, до которого довел немцев Гитлер. Для этого мы будем идти по следам каждой лжи Гитлера, вскрывать и уничтожать ее. И мы преодолеем это помутнение разума. Необходимо и физически уничтожать тех, кто совершает преступление по отношению к немецкому народу, — Гитлера и его подручных. Мы не остановимся и перед этим!»

Зреет заговор. Идейным руководителем заговорщиков был генерал Штюльпнагель, командовавший оккупационными войсками во Франции, почему штаб заговора и был в Париже.

29 июля 1944 года в Ставке фюрера заговорщики организовали взрыв бомбы. Заряд в своем портфеле принес полковник Штауффенберг. Однако фюрер отделался лишь контузией.

Между прочим, в заговоре принимал участие и уже упоминавшийся нами бывший посол Германии в СССР Шуленбург, в 41-м году предупредивший Деканозова о том, что война начнется 22 июня.

Заговорщики были схвачены и после жесточайших пыток и допросов повешены.

Таким образом, в числе заговорщиков действительно были, как предсказывал Лева, многие высшие офицеры, по разным причинам недовольные фюрером. Обострение недовольства стало особенно заметным в конце апреля 1945 г., после того как советские войска прорвали оборону немцев и заняли Франкфурт и Ораниенбург. Герман Геринг, ранее назначенный преемником Гитлера, посылает ему ультиматум, заявляя о своем намерении вести переговоры с генералом Эйзенхауэром, и предупреждает фюрера, что, не получив ответа, возьмет в свои руки власть и руководство рейхом. Гитлер снимает Геринга со всех постов, приказывает его арестовать и казнить. Эсэсовцы арестовывают Геринга, но части Люфтваффе освобождают своего шефа.

Почти одновременно с Герингом проявил себя и командующий СС и полиции Гиммлер. Он входит в контакт с американцами и англичанами, предлагая им капитуляцию германской армии.

Абсолютно точно совпал прогноз Левы, относящийся к «мартышке — Геббельсу». Мало того, что его, оказывается, называли в Германии «верной собакой фюрера» и поэтому примененные Левой высказывания «по-холопски», «рабски» очень точны и подходят Геббельсу. Геббельс действительно по-собачьи, рабски следовал за фюрером буквально до смертного своего часа, до могилы в смрадной от бензина воронке авиабомбы во дворе имперской канцелярии.

Работая с дневником, вчитываясь и вдумываясь в смысл его строк, написанных без подготовки, набело, как правило, без перечеркиваний и прочих следов правки, я поражался широте и глубине Левиного мышления, многомерности (не многоплановости, а именно многомерности) его высказываний, ибо они содержат в себе не только страшное, кровавое, жестокое, трагичное будущее, но и неколебимую уверенность в торжестве Родины, лишь иногда омрачаемую отдельными нотками сомнения автора дневника в личном участии в делах будущего, делах послевоенных. Похоже, что и это обстоятельство он предвидел так или иначе, ибо в тексте дневника нотка сожаления, невозможности личного участия его постоянна.

И снова я намеренно предлагаю неразрывный, без купюр текст дневника, полагая некорректным выделить из него значимые удачные куски и удалить (или умолчать) второстепенное либо не совсем удачное, т. е. подвергнуть сказанное Левой какому-то субъективному воздействию, некой косметической процедуре, правке.

Либретто Великой Отечественной войны. Часть V. Тетрадь XV