Великий Эллипс

— Я чужестранка, пришла с дружбой, — произнесла Лизелл нараспев, слегка спотыкаясь на труднопроизносимых бомирских звуках. — От имени богов и Их волей я прошу вашего гостеприимства.

И снова никакой реакции старейшины, все то же молчание и лицо-маска, но тихий шепот медленно закипал среди наблюдавших, и ее руки, которые на какое-то время успокоились, вновь задрожали. Она сжала кулаки и ждала с неподвижным лицом, не сводя глаз со старейшины.

Бесконечно долго он изучал ее, и, несмотря на его безучастность, ей показалось, что она уловила что-то похожее на удивление в его глазах. Наконец он отдал какое-то распоряжение, и одна из женщин поспешила к хижине, столбы которой были покрыты геометрическими рисунками красного и охристого цветов и черепами животных и людей. Женщина вошла внутрь и несколькими минутами позже появилась уже в сопровождении трех белоголовых шаманов, тела которых с головы до ног покрывали красные и охристые татуировки, лица были скрыты под масками из змеиной кожи, а головы увенчаны коронами из человеческих ребер.

Толпа расступилась, и шаманы прошли вперед, заняв места рядом со старейшиной, который прижал руку к сердцу и склонил в знак уважения голову. Три пары черных глаз внимательно изучали Лизелл сквозь прорези в змеиных масках. Один из шаманов обратился к ней, она не поняла слов, но догадалась об их значении.

Медленно, стараясь быть как можно точнее, она повторила древние жесты и громко произнесла ритуальную бомирскую формулу: «Я чужестранка, пришла с дружбой. От имени богов и Их волей я прошу о вашем гостеприимстве».

Трое шаманов зашептались, после чего один что-то сказал ей. На этот раз она даже представления не имела, что означают его слова и что от нее требуется, и позволила себе изобразить на лице непонимание. Они снова зашептались, и затем один, запинаясь, обратился к ней на бомирском. Его произношение резко отличалось от того языка, на котором говорили островитяне, хотя разобрать слова было можно. Он сказал:

— Откуда ты знаешь Старый Слог?

Она напряглась, на мгновение ее охватило сомнение. Но ошибки не было, шаманы говорили с ней на бомирском. Отбросив удивление, она ответила на своей причудливой версии бомирского языка:

— Я друг людей, которые говорят этим слогом все дни.

— Какие люди?

Лизелл нахмурилась. Бомиро-Д'талы называют себя просто «люди», этим именем они выделяют себя среди прочих двуногих тварей и демонов, которые также имеют человеческий облик, но обманчивый, поскольку у них нет души, и потому они не являются настоящими людьми. Заданный ей вопрос был крайне важен, и она попыталась ответить на него как могла:

— Они хозяева великих островов в соленом море, далеко за этими лесами, на западе.

— Откуда ты знаешь Старый Слог?

— Они говорят, что отцы их отцов отправились из лесов Орекса на плотах по великой реке Яге на юг к соленому морю, — Лизелл пожала плечами. — Или, может быть, боги подсказали им.

— Они говорят с богами?

— Их мудрые мужи подобны покорным сынам богов.

— Их мудрые мужи учили тебя воле богов?

— Да. Они учили, что боги наказывают тех, кто нарушает священный закон гостеприимства.

Шаманы что-то быстро обсудили на своем языке, затем одна из фигур, скрытая под маской, заявила:

— Этот мужчина с тобой не предъявляет права на гостеприимство.

— Я предъявляю за него. Я имею на это право, я его первая старшая жена.

— Этот мужчина разрешает своей жене говорить за него?

— Сегодня он должен. Он говорит на многих языках, но не говорит на Старом Слоге.

— Что вы ищете у Блаженных племен?

— Мы ищем у Блаженных племен помощи, чтобы пройти через леса в Юмо Таун. Мы спешим.

Снова они принялись совещаться шепотом, затем один из шаманов довольно долго и громко что-то говорил по-ягарски старейшине. Он обращался к старейшине, но его речь слышали все. Возможно, он передавал им полученную информацию, он еще не договорил, как Оонуву подал голос, он злился. Шаман выслушал и передал Лизелл речь Оонуву на бомирском:

— Молодой Оонуву, который недавно был посвящен в мужчины, заявляет о своих правах на пленников. Он напоминает нам, что они — его собственность и не могут просить гостеприимства.

— Это не так, — Лизелл показала, что она крайне удивлена и даже шокирована вопиющим, возмутительным смыслом речи Оонуву. — Если мы пленники, то это несправедливо. Мы не воюем с Блаженными племенами, мы — не враги. Мы — не воры и не убийцы, и не осквернители святых мест. Мы — мирные путешественники и во имя всех богов просим вашего гостеприимства.

Оонуву снова заговорил, и шаман перевел:

— Он говорит, что вы друзья наших врагов, серых грейслендцев.

— Это не так, — Лизелл протестующе затрясла головой. — Серые грейслендцы — враги нашего племени, враги всех племен.

Какое-то время черные глаза оценивали ее, затем они вновь начали совещаться шепотом. Закончив переговоры, один из шаманов что-то сказал старейшине, тот кивнул, затем та же фигура в маске перевела Лизелл:

— Истина не ясна. Мы будем думать. Вы будете ждать.

Лизелл хотела спорить, просить, умолять, но сдержалась.