Великий Эллипс

Еще выше, сквозь заросли тонких молодых ветвей, на которых, как на ручке веера, держались пучки огромных блестящих листьев, причудливо освещенных — место обитания колоний карликовых мартышек, которые, увидев ее, заверещали от изумления. Еще выше, и неожиданно она прорвалась сквозь купол зеленых верхушек деревьев навстречу ослепительному сиянию заходящего солнца. Она заморгала и прищурилась — так бил в глаза свет, но вскоре глаза привыкли к нему, и она смогла уже видеть на мили вперед, летя над кронами деревьев над полноводной Ягой, несущей свои коричневые воды, поблескивающие в лучах солнца, к океану. Теплый ароматный ветер обдувал ей лицо, и ее наполнил благоговейный трепет радости и счастья. Ей очень хотелось знать, чувствует ли Гирайз то же, что и она. Ей очень хотелось на это надеяться.

Ой, что это?

Она почувствовала, как лианы ослабили свой захват и мягко опустили ее на ветки, достаточно прочные, чтобы выдержать ее вес. На мгновение ужас охватил ее, но тут же она ощутила в ветках трепет таинственной энергии. Ветви приняли ее в свои объятия, как младенца в колыбель. Затем ствол изогнулся, и ее осторожно опустили в колыбель ветвей другого дерева, которое так же осторожно передало ее третьему. Вскоре она услышала шелест листвы и ветвей — слишком ритмичный, совсем не такой, какой вызывает ветер, и огромная лиана встала перед ней, покачиваясь, как змея перед заклинателем. Лиана сняла ее с дерева, перенесла на какое-то расстояние и сдала на попечение ползучему растению.

И так до самого вечера ожившие растения передавали ее «из рук в руки», как посылку. Однако на закате их энергия начала иссякать. Два дерева сплели свои макушки в упругий и прочный гамак и поместили ее туда прежде, чем на землю опустилась ночь. Деревья замерли в неподвижности.

— Гирайз, — неожиданно испугавшись, позвала Лизелл, и он тут же отозвался. Она всмотрелась в сгущающийся мрак и наконец разглядела, что он выглядывает из такой же колыбели, как и ее собственная. — Ты в порядке?

— Да. Только пить хочется. Мешок у тебя?

— Сейчас, подожди, — она заглянула в мешок. Там лежало два свертка с продуктами и две сделанные из тыквы бутылки, закупоренные жженой пробкой. Она взяла долю Гирайза и крикнула: — Гирайз, я сейчас брошу тебе воду и еду. Ты готов поймать?

— Готов.

Он ответил с такой уверенностью в голосе, как будто ему и на секунду не приходило в голову, что если она промахнется, единственный источник поддержания его жизнедеятельности на ближайшее время улетит на сотни футов вниз и упадет на землю. В темноте его лицо виделось белым пятном. Прицелившись, она бросила сверток.

— Поймал. Спасибо.

Голос звучал отчетливо, но говорящего совершенно не было видно. Мрак окутал леса Орекса. Лизелл перекусила и приготовилась ко сну в сказочных условиях — в колыбели над джунглями. Гирайз где-то рядом делает то же, что и она. Конечно же, он еще не спит.

Но теперь его очередь начинать разговор.

Она прислушалась. Гирайз молчал, пели джунгли, и их мелодия убаюкала ее.

На восходе солнца деревья проснулись, и путешествие возобновилось. Лизелл проснулась от того, что огромная лиана опутывала ее тело. Ее вынули из колыбели и подняли вверх. Два дерева, что дали ей приют на ночь, разомкнули свои сплетенные кроны, и колыбели как не бывало. Напуганная и растерянная, она посмотрела вокруг, но Гирайза не увидела. Она позвала его по имени, и до нее донесся его ответный крик. Лиана вынесла ее высоко вверх, она оказалась над верхушками деревьев, в лучах восходящего солнца, и там увидела Гирайза. Ее тревога прошла. Лиана аккуратно передала ее эпифиту, а тот — скользкому гидродереву. Шли часы, а джунгли несли ее на юг, к Юмо Тауну.

XVI

— Я думаю, кузен Огрон намерен вторгнуться в Вонар. Осталось каких-нибудь несколько недель, — проговорил король Мильцин, из живописного калейдоскопа закусок с большого блюда, стоящего перед ним на письменном столе, подхватил лакомый кусочек и с удовольствием положил его себе в рот. — Ты должен попробовать эти маринованные устрицы, запеченные в раковине с грибами, Невенской. Они просто неподражаемы. Бери, не церемонься. Бери.

— Спасибо, сир, — Невенской попробовал устрицы, которые действительно оказались превосходными, как и обещал король. Последовавший за устрицами хорошо прожаренный кусочек змеи был также хорош, а холодный, нарезанный пластинками галантин из утки — предел изыска. Его гастрономический восторг гасило созерцание нового применения Искусного Огня, который сжался до карликовых размеров и скромно разместился под жаровней. Самое экстраординарное, устрашающее открытие, на которое было положено столько лет труда, разогревало королю острый соус! Это было унизительно и обидно, но Безумный Мильцин находил это представление весьма занимательным. Невенской запрятал в самые глубины свое раздражение, но Искусный Огонь нашел его и там.

— Плохо? — тихо потрескивало под жаровней.