Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

Яковлев в то время был в Новосибирске и о случившемся узнал из газеты «Красная звезда», и был до глубины души взволнован прочитанным. Но не только в поле зрения главного конструктора попала эта статья, она обсуждалась в Государственном Комитете Обороны, и Сталин дал высокую оценку мужеству летчиков и качеству самолетов Як-1.

Когда началась Сталинградская битва, Яковлев вновь был в Новосибирске. Он отправился туда с конкретным заданием Сталина: увеличить выпуск истребителей втрое!

Вспоминаете суждение о сталинских выдвиженцах? Невероятная, невыполнимая задача! И только тот, кто берется за нее, может считать себя соратником вождя. Яковлев был горд тем, что он таковым является, и не стал доказывать Сталину, что задание невыполнимое. Он поставил эту задачу в обкоме партии, поднял с мест директора завода Лисицына, главного инженера Тер-Маркаряна и рассказал им, как он видит пути выполнения задачи, поставленной Сталиным. И, убедившись, что они поняли задачу, приказал действовать.

Именно там, в Новосибирске, он и услышал от одного из военачальников, с которым он говорил по телефону, что в боях под Сталинградом «Яки горят».

Загорается любой самолет, если в него попадает снаряд или очередь зажигательных пуль, но когда говорят, что «Яки горят», тут имеется в виду что-то другое. В это же время в Новосибирск позвонил Сталин, интересуясь ходом выполнения своего задания, и Яковлев, ответив на поставленные вопросы, сказал и о тревожном звонке. Сталин помолчал и сказал, что у него другие сведения о том, как воюют Яки, и велел наращивать выпуск и Як-1, и Як-9, которые уже стояли на потоке.

По возвращении в Москву Яковлев узнал, откуда пошел слух о том, что «Яки горят». В разгар Сталинградской битвы Геринг бросил в сражение свою лучшую эскадрилью «Трефовый туз», задачей которой была охрана неба Берлина. В ней были собраны лучшие асы люфтваффе, и в боях с ними наши зачастую даже необстрелянные летчики терпели поражения. А то, что под Сталинград было брошено все, говорит случай, описанный А.И. Шахуриным в своих мемуарах:

На самолете У-2 лечу на этот аэродром, хочу своими глазами увидеть, кому мы вручаем штурмовики.

Лейтенантов среди летчиков не вижу, только сержанты. Спрашиваю:

– Какой налет вы имеете на боевых самолетах?

Отвечают:

– Полтора-два часа, и то чаще всего на старых самолетах.

Спрашиваю у командиров:

– Как будет проходить освоение новой материальной части?

– Теорию им объяснили во время учебы, познакомили и с особенностями самолетов, ну а здесь даем один-два полета и потом – на Сталинград. Время не ждет.

Переписал я этот отрывок из книги наркома и не могу себя заставить дальше писать. Да что же это такое! Конечно, Шахурин понимал лучше, чем я, то, что из этих зеленых сержантов, которые имели самостоятельный налет полтора-два часа, в живых останутся единицы, потому что это были еще не летчики, а материал, из которого надо только начинать делать летчиков. Это было пушечное мясо, которое Сталин бросал в пекло войны, чтобы хоть каким-то образом сдержать вал наступления врага, который дошел уже до Волги.

Старики, полуголодные подростки и изможденные женщины в холодных цехах Новосибирского, Омского, Комсомольского заводов, падая с ног от усталости и голода, могли еще увеличить (и увеличивали!) количество выпускаемых самолетов, конструкторы все совершенствовали свои творения, но что толку, если они, эти в муках созданные самолеты, попадали в руки ребят, которым дали самостоятельно пробыть в воздухе полтора-два часа, а потом бросить в небо против мастеров воздушного боя? Мы узнали позже, а летчики военного времени знали и тогда, что немецкие летчики допускались к участию в боевых действиях после солидного самостоятельного налета, когда летчик умел уже ориентироваться в воздухе, чувствовал самолет, умел оценивать ситуацию в бою. Тот же Э. Хартман, лучший немецкий ас, будучи у нас в плену, рассказывал, что его впервые выпустили в бой, когда его налет составил 240 часов.