Великий князь в поход собрался

Исходя из этого, можно попробовать определить примерное время выступления Михаила и его воинства в поход. Летний поход на Новгород сам по себе представлял собой серьезную проблему, в том числе и логистическую. Не случайно Иван III, готовясь в начале лета 1471 года идти на новгородцев, задавался вопросом — «поити ли ныне на них или не поити, поне же летнее уже время, а земля их многи воды имать около себя и езера великые и рекы и болота многи и зело непроходимы»[59]. Следовательно, принимая во внимание эти обстоятельства, Михаил и его воеводы и должны были принимать решение о времени выступления. И. И. Пушкарев в своем описании Новгородской губернии отмечал, что наиболее жаркое время года здесь с 10 июня по 20 июля, когда порой дневные температуры могут подниматься до 38° (хотя при этом нередки сильные грозы и ливни, а при перемене ветра на северный ночью температура могла местами падать до околонулевых)

[60]. Заметим, что в народном календаре Петров день (29 июня) связывается по традиции не только с окончанием Петровского поста, но и с началом сенокоса. В общем, по аналогии с летним 1471 года походом Ивана III на Новгород можно предположить, что выступление Михаила Ярославича и его рати пришлось на вторую половину июня 1316 года (в 1471 г. Иван III с главными силами своего войска убыл из Москвы 20 июня, на день свмч. Мефодия Патарского, а 29 июня он был уже в Торжке[61]

).

Новгородские «мужи», готовясь к продолжению противостояния, хорошо понимали, что их ресурсы, даже в случае тотальной мобилизации, уступают войску Михаила если не численно, то в профессионализме точно — лучшие новгородские воины или полегли в сражении под Торжком, или мыкались теперь в заложниках или в рабстве. Поэтому, призывая встать на защиту дома святой Софии всех и вся («соидеся вся волость новгородская: пльсковичи, ладожане, рушане, Корела, Ижера. Вожане», всего, по очень оптимистичным прикидкам, 4–4,5 тысяч ратных), новгородские бояре избрали оборонительную тактику, «учиниша острог около города на обе стороны»[62], и изготовились сидеть в осаде. Урок, преподанный новгородцам под Торжком, был усвоен. На этот раз новгородцы не собирались пытать счастье в поле, в «прямом» деле, а намеревались отсиживаться за укреплениями, подобно тому, как сделали их предки в 1170 году, дожидаясь, пока Михаил или решится на штурм, сопряженный с большими потерями (если не сказать больше того — и снова вспомним 1170 год, когда пленных суздальцев в Новгороде продавали по 2 ногаты за голову

[63]), или будет вынужден отступить восвояси, исчерпав возможности снабжения фуражом и провиантом. Сидеть им предстояло, как уже было показано выше, недолго.

Известия о том, что Михаил во главе огромной рати выступил на Новгород, привели к новой волне беспорядков в городе. По сообщению летописцев, «новгородьци…яша Игната Веска и съзвониша вече на Ярославле, и свергоша его с мосту въ Волховъ, творяхе бо его перевеетъ державша къ веилкому князю Михаилу тферьскому» (правда, с оговоркой «то богъ весть», т. е. держал ли Игнат перевет или же нет — доподлинно неизвестно). Под раздачу попал и некий Данилко Писцев, которого его собственный холоп «обадил», заявив на вече, что де его господин посылал в Тверь с грамотами к Михаилу. Наэлектризованное и взвинченное последними новостями вече не стало разбираться в справедливости обвинений и растерзало Данилку[64]

.

Пока в Новгороде на вече кипели страсти, Михаил со своим воинством продолжал свое движение к городу на Волхове. Собственно говоря, вот именно сейчас и встает в полный рост главный вопрос — какую из версий, новгородскую или тверскую, истории этого похода стоит рассматривать как наиболее правдоподобную и какую из них взять за основу? Связан ли провал похода Михаила на Новгород с некоей изменой со стороны «злых вожей» или же это результат совпадения объективных и субъективных обстоятельств? Дать однозначный ответ на этот вопрос сегодня, располагая скудными летописными сведениями, однако если попробовать привлечь к этому те данные, что могут дать нам естественные науки?