Оказывается, присмотрел Никисор в магазине крепкие новые штаны с накладными карманами, но купил в итоге морской гарпун – у некоего Парамона Рукавишникова, бывшего рыбака. «Ну, сколько, сколько он стоит?» – «А у тебя сколько денег?» – спросил бывший рыбак. – «А вот столько-то», – честно ответил Никисор. – «Вот и гарпун столько стоит».
С этим гарпуном вышел Никисор на отлив.
«Дурак он у тебя, – беззлобно пояснил милиционер. – Думает, что ржавым гарпуном можно убить одну загадочную тварь. Мы тут живем, считай, с сорок пятого и ни разу не убили. Эта тварь совсем как жидкая. Как на нее с гарпуном кидаться?»
Тетрадь четвертая.
Кстати о Капе
С утра на краю поселка перед калиткой золотушного домика роилась толпа: Сказкин-старший у отъезжающего на материк моториста Левина купил корову по кличке Капа. Большая, пятнистая, корова стояла тут же, медлительно поднимала голову, украшенную небольшими рогами. Единственная в поселке, она не понимала, в чем, собственно, дело. Набросив на плечи свой пиджачок с оторванным левым наружным карманом, Серп Иванович, как важный линялый гусь, со знанием дела принимал задатки от женщин, обещал в течение недели утроить удой. К сожалению, уже к семи часам вечера, смакуя перспективную покупку, Серп Иванович спустил в кафе все задатки, впал в стыд и срам, устроил две драки, дважды был выброшен на улицу. Потом он облил липким крюшоном маленького шкипера и даже пытался оскорбить тетю Лицию, Бога и всех других в Христа душу мать, за что был выброшен из кафе еще раз.
А я как раз получил письмо с Шикотана.
Писал мой приятель Вова Горбенко.
«Привет, старый! – писал он. – Скоро жду с материка жену. У нас, наверное, теперь дети будут. А как без молока, сам подумай! Купи у Серпа корову, все равно он ее пропьет».
Дальше шло перечисление вещей и книг, от которых Вова не отказался бы.
У пирса стоял отходящий на Шикотан рыболовный сейнер. Ранним утром я перекупил у Серпа корову и тайно договорился с рыбаками о ее погрузке на палубу сейнера. Конечно, боялся гнева обманутых женщин, они ведь могли не выпустить с острова единственную корову, поэтому и действовал втайне, решил доставить корову сам.
Я впрямь чувствовал себя контрабандистом.
Светила луна. Резали поверхность бухты дельфины.
Мигал маяк на обрубистом мысе, скрипели швартовы. На всякий случай боцман дал Капе по рогам и подъемным краном ее живо вскинули над палубой сейнера. Из сетки торчали длинные, расставленные, как штатив, ноги. Негромко заработали машины, рявкнул тифон. «Все по закону, Капитолина, – утешил я корову. – На Шикотане тебе будет лучше».
Сейнер обошел мыс Хромова, ориентируясь на мощный, торчащий из мутных вод базальтовый трезубец, и мы с Капой увидели наконец впереди светящийся знак Хисерофу. Вова, оставив на подоконнике подзорную трубу, уже мчался к пирсу. Ошеломленная Капа медленно проплыла в сетке над палубой, над морем, потом над землей и мягко опустилась на пирс. Набрасывая на крепкие рога коровы веревку, Вова удовлетворенно показал мне новенький подойник. В душе он был романтиком. Он считал, что Капитолине новенький подойник придется по душе. С рвением настоящего собственника он, оказывается, уже устроил на покатом склоне горы Шикотан нечто вроде крошечного ранчо. Даже клочок каменистой земли распахал, разбил грядки. Правда, из всего посеянного им взошла только редька, зато такая, что перед нею отступил даже бамбук.
Капа покорно шла за нами.
Ей будет хорошо, утверждал Вова.