Великий Могол

Спустя три дня показалось, что худшее позади. Спускаясь по узкой извилистой тропе, они заметили, что колючий ветер утих. Посмотрев вниз сквозь обрывки облаков, Хумаюн увидел круг покрытых снегом домов и, как ему показалось, дым, поднимавшийся над караван-сараем. Во дворе толпились люди, и он заметил бродивших вокруг животных.

– Это одно из поселений, о котором ты говорил? – спросил он у белуджа.

– Да, повелитель. Мы спускаемся к тому, что мы называем гамсир – горные долины, где у местных крестьян и пастухов стойбища. Сможем купить здесь еду и топливо… и даже отдохнуть несколько дней перед походом.

Перспектива подкрепиться обрадовала Хумаюна, но он не задержится больше положенного ни на минуту. При мысли об Акбаре в руках Камрана в далеких милях отсюда страдание в глазах Хамиды всякий раз, когда он смотрел на нее, не уступало его собственному. Чем скорее дойдет он до Персии, тем скорее сможет строить новые планы.

– Как далеко отсюда граница?

– Персидская провинция Сейстан лежит сразу за рекой Гильменд приблизительно в девяноста милях отсюда, повелитель.

– Какая там местность?

– В основном низовье гор, отсюда и дальше. Как только доберемся до Гильменда, дальше пойдет пустыня.

– Сколько дней пути до реки?

– Не более десяти или двенадцати до крепости, о которой я знаю.

В ночь, когда они добрались до поселения и впервые за много дней наелись, Хумаюн зашел в шатер к Хамиде.

– Теперь, когда мы приближаемся к его землям, я должен написать шаху Тахмаспу письмо с просьбой принять нас. Если мы подойдем к его территориям без предупреждения, персидские войска на границе могут подумать, что мы враги. Я отдам письмо Джаухару, как моему послу. Он переправит его через Гильменд и отыщет какого-нибудь правителя или другого сановника, объяснит причину нашего прихода и попросит разрешения доставить письмо шаху без промедления.

Говоря это, Хумаюн сел, скрестив ноги, за низенький стол, где в свете масляной лампы стал смешивать чернила. Он знал, сколь многое зависит от правильного выбора слов. Во время похода падишах старательно взвесил, что надо сказать, и теперь стал писать быстро, без размышлений и колебаний, произнося слова вслух, чтобы их слышала Хамида. Большая удача, что персидский язык так близок к языку моголов и не надо было переводить.

Прежде всего шли обязательные любезности, включая повторяющиеся выражения надежды на долголетие, здоровье и успешное правление. Потом падишах напомнил Тахмаспу, что много лет тому назад его отец, шах Исмаил, не только помог отцу Хумаюна Бабуру в борьбе с его врагами, но и спас его сестру Ханзаду из заключения в гареме злостного врага, узбекского военачальника Шейбани-хана. Хумаюн не упомянул о том, что союз Бабура и Исмаила был недолог, – шах Тахмасп отлично об этом знал. Вместо этого он отметил факт, что эти два великих правителя однажды объединили свои силы для уничтожения общего врага.

Далее Хумаюн решился на прямую просьбу.

Я пережил немало невзгод. Выскочка из Бенгала Шер-шах занял мое место правителя Индостана, а мои единокровные братья захватили Кабул и Кандагар и удерживают в заложниках моего новорожденного сына. Ты великий правитель, и я уверен, что ты понимаешь меня и сочувствуешь моему положению. Прошу тебя милостиво принять в Персии меня, мою семью и мою небольшую армию.

– Что ты думаешь? – спросил он Хамиду, написав еще несколько формально вежливых фраз и положив перо.

Мгновение подумав, жена произнесла:

– Красноречиво, открыто и честно. Это должно впечатлить шаха, но кто знает, поможет ли… Так часто наши надежда и ожидания оказывались напрасны…

* * *

– Повелитель, вот она, крепость.

Прикрыв глаза ладонью, Хумаюн посмотрел в сторону, указанную проводником, и за плоской серой дымкой разглядел блеск реки Гильменд, на противоположном берегу которой стояла приземистая башня с развевающимся над ней длинным персидским знаменем. Предположительно эта крепость контролировала переправу. С тех пор как Джаухар ушел в этом направлении, прошло дня три или четыре, и начальник крепости, по идее, должен ждать прибытия Хумаюна. Но осторожность не помешает.

– Ахмед-хан, пошли к крепости разведчиков разузнать, как обстоят дела, пока мы здесь.

– Я сам пойду, повелитель.

Взяв с собой двух человек, Ахмед-хан ускакал прочь, оставив за собой столб серой пыли.

Хумаюн медленно вернулся к крытой деревянной повозке, одной из нескольких, купленных в поселении, чтобы перевезти женщин и больных воинов. Хамида и Гульбадан тоже были здесь. Сунув голову под шерстяную занавеску, Хумаюн увидел, что жена спит, а сестра что-то пишет – несомненно, свой дневник. Они обе были бледны и очень исхудали.