И беседа продолжилась. Но уже в другом ключе, более позитивном. В так сказать чайном формате совершенно типичном для Союза. Это когда сидя на кухне обсуждают какие-то глобальные вопросы от жизни на Марсе, до путей развития общества и урожая огурцов у бабы Вари…
Глава 8
– У нас тут экипаж как я погляжу… – растянуто и с нескрываемым скепсисом произнес Фрунзе.
Перед ним стояли «красавцы».
Командир экипажа имел твердое выражение лица и выдавал свое состояние только остекленевшими глазами и легким кряхтением, с которым ничего не мог сделать. В остальном же казался трезвым. Если не принюхиваться.
По его правую руку находился заряжающий. Его красный нос и придурковатая улыбка дали бы фору опытному клоуну. Да и держался он за руку командира отчетливо пошатываясь.
По левую руку располагался наводчик в абсолютно невменяемом состоянии. Держался он за большую бутылку самогона, которую у него при его приближении пытались отнять. Видимо, чтобы убрать с глаз долой. Но не смогли, даже не смотря на его хилый вид. Смотрел он куда-то в пустоту. И был сам в себе. Михаилу Васильевичу было даже любопытно – как он сохранял равновесие то.
Но ярче всего выглядел механик-водитель, который в одном исподнем выплясывал вокруг танка с балалайкой в руке. Босиком. И зачем-то перевязав себе портянками голову. Причем этот кадр, заметив новых зрителей, только задорнее стал «отжигать».
– Ну-ка – доложись. – оглядев фееричную картину танкового экипажа, поинтересовался нарком.
Он часто приезжал с внезапными проверками. Поэтому это была еще не самая горячая картинка. Грязного белья выплывало – масса. Так сказать, на тепленьком он ловил многих. Как-то целого полковника застал в бане с молоденькими девочками из местного села. Симпатичными и даже совершеннолетними, хоть и едва-едва. Но у него имелась семья с детьми и шалил он слишком уж вызывающе, подрывая моральный облик советского командира.
Так что эти – богатыри – были не более чем очередной эпизод. Колоритный. Забавный. Но в чем-то даже милый. Так нажраться не каждый сможет.
– Сын. Два. – с трудом выдавил из себя командир танка.
– У него двойня родилась. Сыновья. Вот – отмечает. – перевел командир роты.
– А чего так скромно? Почему не накрыл стол для сослуживцев роты?
– Так… учения же. – растерялся командир роты.
– Учения… да… а вот это, – сделал небрежный жест в сторону экипажа, – тоже учения?
– Виноват. – таким же тугим и ломаным языком выдавил из себя командир танка, продолжая не то кряхтеть, не то скрипеть. Видимо стоять ему было тяжело.
– Как у них с подготовкой?
– Отличники. Поэтому я и позволил. Виноват Михаил Васильевич. Но двойня же. Ребята-то – орлы.
– Может мне этих орлов перевести в химические войска? Вон какие стойкие. И к токсинам стойкие.
– Больше не повторится. – с трудом произнес командир танка.
– А если вновь двойня родится? Или даже тройня. А?
Он завис.
Видимо думать в таком состоянии для него было крайне тяжело.
– Ладно. Пускай отсыпаются. Через три дня медкомиссия. Если здоровы – продолжат службу. Еще раз повторится – пойдут под трибунал. А сейчас пусть месяц носят красные клоунские носы.
– Не перебор? – осторожно поинтересовался командир полка.
– У нас учения! – рявкнул Фрунзе на мгновение потеряв самообладание. – А эти клоуны его срывают! Сыновья – это важное. Сыновья – это святое! Но они красноармейцы, а не обосранные раздолбаи! А значит дисциплина и порядок во главе угла! А если бы война? А если бы завтра в бой? Их же идиотов поубивают! И их товарищей! И сыновей сиротами оставят! И не только своих! В увольнении или отпуске – хоть упейся. Но на службе будь добр быть воином, а не раздолбаем! Ясно?!
– Так точно! – синхронно гаркнули и командир полка, и командир батальона, и командир роты.
– Вам тоже ясно? – поинтересовался Фрунзе у экипажа.
Механик-водитель вообще никак не отреагировал, продолжая свой «концерт по заявкам телезрителей». Заряжающий молча кивнул, мотнув головой так, что показалась, будто бы она сейчас отвалиться. Наводчик только икнул в знак согласия. Командир же выдал на удивление твердое:
– Так точно.
И даже как-то подтянулся.
Нарком тяжело вздохнул и обреченно махнув рукой пошел дальше, осматривать экипажи. И едва не споткнулся. Потому что у его ног незаметно разместилась какая-то чудная дворняжка непонятного происхождения и самого карикатурного вида, добродушно виляющая хвостом и державшая в зубах змеевик от самогонного аппарата.
– Мда… – покачал головой Фрунзе и невольно потянулся к этой псине, погладив ее. – Хоть один борец за трезвость на боевом посту…