Великий перелом

И его опасения в целом подтвердились реальной практикой. Если в 1926 году средняя зарплата рабочего составляла 45 рублей и была по покупательной способности несколько ниже такой же средней зарплаты рабочего образца 1913 года. То в 1940 году, несмотря на номинальный рост ее до 150 рублей, из-за девальвации рубля и инфляции покупательная способность средней зарплаты рабочего снизилась втрое по сравнению с 1926 году. Про 1913 и речи не шло.

Жить, как говориться, стало легче, жить стало веселей[31]. Одна радость – люди, что жили хорошо в СССР почти поголовно были к 1940 году либо партийными функционерами, либо бандитами, ну и очень небольшая группа демонстративно лояльных ученых да инженеров[32]. Все же остальные «хлебали из одного чугунка» из-за чего чисто психологически было не так обидно и как-то успокоительно что ли. Если плохо, но не только у тебя, а у всех вокруг скопом, то это воспринимается намного спокойнее. Иной раз даже в чем-то позитивною. Особенно на контрасте катастрофы 1930-х с их насильственной коллективизация, сиречь конфискацией вполне законного имущества, репрессиями и голодом.

И это были только пара аспектов.

Сходились Михаил Васильевич с Феликсом Эдмундовичем и в других вопросах. Да и что говорить? Фрунзе в прошлой своей жизни не раз слышал о том, что если бы Дзержинский дожил до середины 1930-х, то его, без всякого сомнения расстреляли. Слишком уж нарочито он выглядел системным противником радикального левого уклона, который сначала был идеологически оформлен Троцким, а потом реализован Сталиным, пусть уже и под своим брендом.

Так что Фрунзе с Дзержинским спелись на удивление хорошо. И Михали Васильевич, глядя на своего друга и соратника, испытывал боль и тоску, понимая – это все очень ненадолго. И все негативные процессы в его организме зашли слишком далеко.

А как он будет без Феликса?

Вопрос.

И весьма неоднозначный.

Тем временем Дзержинский продолжал вещать медленно и обстоятельно все рассказывая. Про засады, в том числе выявленные и нейтрализованные. Про наблюдателей. Про саму схему заговора. Про планы заговорщиков, включая те, которые подразумевали ликвидацию почти что всего ЦК.

Он даже список озвучил с фамилиями на ликвидацию. И те, кто в него не попали, оказались в очень неловкой ситуации.

Переждал волну негодования и криков.

Продолжил…

Тем временем журналисты строчили в своих блокнотах. А иностранные наблюдатели, приглашенные на это мероприятие, обменивались записками и перешептывались.

С доказательной базой Дзержинский предлагал ознакомиться любому желающему из ЦК. Но в его присутствии. Чтобы нечаянно ничего не пропало или не испортилось. Причем пригласил он таких людей в самом начале. Несколько человек вызвались, включая Сталина, и подойдя к трибуне взяли предоставленные им папки. Сели рядом и начали читать. Все прочитать они не успели, но, к моменту завершения выступления Феликс Эдмундович вновь обратился к ним. И те встав подтвердили, что в том объеме, в котором они сумели ознакомиться с материалами – все верно.

– Смерть тварям! – ревели члены и кандидаты ЦК в зале.

– Смерть бешенным собакам! – в унисон им кричал Сталин, явно тронутый до глубины души прочитанными материалами. Ведь его они планировали «зачистить» в первую очередь.

И так кричал не только он.

У того же Троцкого даже очки запотели от возмущения. А Киров умудрился глотку сорвать, что было удивительным. Так как он был обладателем удивительно луженного «орала».

– Товарищи, – произнес Фрунзе, занимая место Дзержинского на трибуне. – Преступление, что совершили эти люди – чудовищно. И я хочу обратиться к вам, как лицо пострадавшее – побывавшее под пулеметным обстрелом заговорщиков. И хочу, чтобы вы подумали вот о чем. Другого народа у нас нет. И у нас уже который год чувствуется острейший кризис квалифицированных и опытных кадров. Именно поэтому я старался и тянул всех старых полевых командиров до уровня действительной военной компетенции. Поэтому я прошу вас – помочь Феликсу Эдмундовичу провести самое тщательное расследование. После учинить публичный, открытый суд, проследив, чтобы никто не посмел нас обвинить в каких-либо фальсификациях. И, если на будет возможность, заменить смертную казнь трудовыми лагерями. Пусть даже и пожизненным сроком.

– А где мы их возьмем эти лагеря?! – крикнул кто-то.

– Создадим. В конце концов негоже, чтобы люди, совершившие преступление против общества, попросту сидели в тюрьме и харчевались на налоги простых работяг. Пускай отрабатывают. У нас вон сколько всяких интересных месторождений открыто по Уралу, Поволжью и Западной Сибири. К ним требуется прокладывать дороги и не только. Вот пусть и потрудятся, вместо того, чем трутнями сидеть по нарам. Расстрелянный же человек компенсировать вред, причиненный обществу, уже не сможет…

Предложение вызвало неоднозначную реакцию. Но, в целом скорее положительную, чем негативную. Слишком уж сильно члены ЦК испугались. А страх всегда порождает неконтролируемую агрессию…