Великий последний шанс

В V в. в Персии великий Маздак, маг, мудрец и смутьян, поднял восстание — а верней, революцию устроил! — и создал было государство коммунистического коллективизма. Проклятый персидский царизм подавил извечную мечту персидского народа жить общиной и трудиться сообща.

А учение валлийца Оуэна, а американские фаланстеры француза Фурье? А как была устроена Спарта, а чему учил в «Государстве» грек Платон? Англичанин Томас Мор написал «Утопию» в 1516 году. А в 1602 г. Кампанелла написал вполне социалистический «Город Солнца». И уж что было пронизано общинным духом и общинной идеологией — это первые христианские общины.

Знаете — команда пиратского корабля — это уже община: со своим уставом, взаимовыручкой и общностью труда и судьбы.

И страшное лезет определение из школьного учебника: первобытно-общинный строй. И родоплеменной. Через него все прошли. А африканцы многие и сейчас в нем, равно бушмены-аборигены и индейцы южноамериканских глубин.

Общину нашу создал кто? Помещик. Для удобства. Как барак-бригада в концлагере. Коллективная ответственность. Староста — бригадир. И сами разбирайтесь! А мне чтоб — деньги и порядок!

Самые активные из общин — что? Сбежали. И вывели за века генетического колхозника, человека стада.

Распыление ответственности. Конформизм. Покорность. Уравниловка. Отсутствие инициативы. Готовность принять власть над собой со стороны. Артель? Скорее быдло!

Как надо презирать свой народ, чтобы объявлять смесь этих черт «национальным русским духом»! Такой анализ жутко должен был нравиться товарищу Сталину при создании колхозов.

«Рес-публика». «Общее дело». Это русские изобрели?!

«Общинность» русского народа происходит из двух моментов: отсталости на несколько веков от Европы, где та же общинность была под дворянами ранее — и скудоумия «ученых», которые должны были какими-то «писаниями» оправдать свои зарплаты и места в университетах.

10. Сочетание виртуальной свободы с реальным рабством. Это уже черта русского духа. То есть:

Страна огромна. Можно сбежать на Дон и Терек — в казаки податься, если невтерпеж. Можно — к поморам на Север. Можно — в леса безбрежные, на тысячи и тысячи верст они. Можно — в Сибирь, новую жизнь начинать. Можно в разбойнички — хрен поймают на просторах.

Эта мечта успокаивает. Этот призрак возможности увеличивает силы терпеть. «Еще если чуть-чуть прижмет — уйду!»

Европейцам в их лоскутных государствах идти было особенно некуда. Жить приходилось — набело! Даже крыса, припертая к стенке, отважна и дерется насмерть.

А русские жили в некоторой расслабухе духа, слегка «начерно» — мол, захочу — так все еще исправлю, на Волгу уйду.

Простор и богатство воображаемых вариантов — обернулись некоторой мягкотелостью, позволением себя прессовать, непривычкой сражаться за каждый свой день как за последний шанс. Своего рода наркотик, расслабляющий волю. Журавль в небе заместо синицы в руке.

11. Русскому человеку было толком не понять горечь и тяжесть такого наказания, как изгнание. На Руси оно не практиковалось!

(Один советский хоккеист на гастролях в США ответил начальнику команды на вопли: «А вы меня Родиной не пугайте!» — его хотели отчислить и отослать за грехи.)

Для грека или римлянина изгнание было горем. Для средневекового итальянца — горе. Для француза или англичанина эпох расцветов — горе. Моя страна, мои права, мой дом, мое влияние, только на родине я человек, а на чужбине — никто… и делать там нечего, и не нужен, и не уважают, и беден я там…

Для советского человека заграница была пересадкой на полпути в рай. Там было свободнее, богаче, уважительнее, и работа есть, и достоинство не оскорбляется. «Изгнание» — ха! Да загранпоездку надо было заслужить!

Так что для национального русского духа характерно печальное: «Там, конечно, лучше… и богаче, и красиво, и вещи, и забота о людях… но мы уж здесь, мы привыкли, все родное, здесь предки, кто ж это все продолжать и поднимать будет… да и красиво здесь, где еще такие просторы найдешь…»

Но незыблемая опора духа на то, что мы здесь — живем самой достойной и правильной жизнью, и все наше самое лучшее, и какое горе этого лишиться… только сталинской пропаганде удалось вбить в пионерско-комсомольские поколения за железным занавесом это представление. А потом за границей — сбегали!

Русский а все-таки задет тем, что несправедливо размещен на обочине праздника жизни.

12. И еще маркиз де Кюстин отмечал, что русские болезненно внимательны к отзывам иностранцев об их родине и порядках. Да плевал я на их отзывы, идиотов скудоумных! Но… ах, и нынешние яйцеголовые так любят мнения американцев, и немцев тоже. Некоторый комплекс низкопоклонства перед Западом, заискивания, обязательного учитывания мнения Запада, обязательного желания выглядеть в его глазах хорошо — есть! Есть!

Некоторый комплекс национальной неполноценности.

13. Это забавно сказывается в раздувании мастеровых умений и смекалок. Левша блоху подковал, в общем. Англичане сделали — а наш подковал!