Великий санный путь

- А вот я тебя научу, - сказала лиса и подвела водка к трещине на льду и сказала: - Опусти теперь хвост в воду и жди, пока не почувствуешь, что лосось клюнул, тогда разом дерни хвост кверху.

Волк сунул хвост в трещину, а лиса перебежала по льду и спряталась в ивняке на пригорке, откуда было видно волка. Но волк сидел, опустив хвост в воду, пока хвост не примерз крепко, и он слишком поздно догадался, что его одурачили. Под конец пришлось ему вцепиться в свой собственный хвост, но хвост не поддавался, пока не перервался пополам. В ярости волк разнюхал след лисы и погнался за ней, чтобы отомстить, а лиса, увидев, что волк бежит, сорвала листок и приложила его ко лбу козырьком, чтобы тень на глаза падала, и прищурилась. Волк поравнялся с нею и говорит:

- Не видала ли ты лисы, из-за которой я хвост потерял?

Лиса отвечает:

- Нет, я так много бегала последнее время, что у меня снежная слепота сделалась, не вижу почти ничего.

А сама листок ко лбу прижимает и все щурится.

Волк ей поверил и побежал дальше в горы по другому лисьему следу.

- А какой же смысл этого рассказа? - спросил я Тюленя. - По-моему, конец странный.

И Тюлень ответил:

- Мы не всегда требуем смысла, лишь бы забавно было слушать. Это только белые люди во всем до причины доискиваются, смысла ищут. Поэтому наши старики и говорят, что мы должны обходиться с белыми людьми, как с детьми, которые непременно своего добиваются, а не то начнут сердиться и браниться. Я тебе перед сном расскажу еще одну сказку, в которой смысла еще меньше, но которая нам все-таки очень нравится. Называется она:

Вошь, которую раздавили между ногтями

Маленькая вошь крикнула в окошко своей жене:

- Подай мне мои рукавицы и мой топор, я отправляюсь на макушку скалы!

Но жена ответила:

- Оставайся лучше дома, не то люди съедят тебя!

- Пусть съедят, а я вылезу из задницы. Вот если скалы в ущелье сдвинутся и раздавят меня, тогда ты уж больше меня не увидишь!

Маленькая вошь называла ногти человека скалами, и когда хрустнула между ногтями, то, значит, скалы сдвинулись и раздавили ее.

Маленькая вошь никогда больше не вернулась домой к жене.

Эту самую сказку я двадцать лет тому назад слышал около Туле в Гренландии от жены Соркака Арнарулук. Сотни миль разделяли эти два племени, и по крайней мере тысячу лет не было между ними никакого общения, и все же сохранилась далеко к востоку и почти столь же далеко к западу от древней колыбели эскимосов эта сказка о вошке, которая никогда не вернулась домой [50].

Еще два-три дня на морозе и столько же ночей в сладком отдыхе в новых снежных хижинах, и мы добрались до того места залива, где жили многочисленные "шайки разбойников". В середине последнего дня пути мы встретили трое саней, нагруженных прутьями; сопровождали их мальчики и девушки, которые приветливо с нами поздоровались и сообщили, где именно находится их стойбище. - "Инуит амигайтут!" - "Целый мир людей!", - сказали они, и мы в первый раз за долгое время поехали дальше по проложенному следу. Это была весть жизни, знак проезжей дороги! И в нетерпении скорее добраться до цели мы подбодряли собак веселыми возгласами.

Под вечер мы обогнули мысок и сразу очутились среди новых людей, попав в очень большое по здешним понятиям стойбище. Великое переживание! Снежные хижины числом свыше 30 лепятся одна к другой, расположившись амфитеатром на скате. И в центре этого комплекса мраморнобелых снежных хижин выделяется своим праздничным видом большая хижина с белым куполом, служащая для больших сборищ и танцев. Храм праздничной радости среди сугробов снежной пустыни! Мы находимся среди людей обесславленных [51].

Все стойбище дымит. Очаги снежных хижин пылают, и дым горящих сухих прутьев бьет в нос. Из всех снежных крыш грубо выпирают дымовые трубы, не гармонирующие с общим стилем, с самой идеей этих жилищ, но живописные и греющие тех, кто озяб.

Лов тюленей еще не начинался, поэтому в ходу железные очаги, в которых горят сухие прутья и стебли. Здешнее население заимствовало это от индейцев, обитающих неподалеку на материке. Я не подготовлен к такой сцене, привыкнув видеть в хижинах эскимосов лишь скромные жировые лампы, и такое зрелище озадачивает меня, но в то же время создает ощущение уюта.

Дым, тонкий белый дым и запах леса из каждой снежной хижины! И как бодрит такой признак жилья, такое свидетельство жилого тепла!

За долгое время мы привыкли встречать стойбища всего в две-три хижины, считавшиеся многолюдными, если они вмещали с десяток жителей каждая. Здесь мы словно в столицу попали: радостный гул вокруг, все снежные сугробы выплевывают из своего нутра людей, и скоро я в центре каскадов смеха, восклицаний и расспросов.