Клу сказал:
— Это ж надо! А мне записки не нужны.
Аполлина была простовата, она сказала:
— И Жозеф так считает, и Ромен; а Криттены только посмеялись, посмеялись над Бартелеми, когда он рассказал им свою историю; ну а я сама не знаю, что об этом думать…
— Думай, как они, или думай, как я… — сказал Клу, думай, что хочешь.
Он еще крепче закрыл свой закрытый глаз, чтобы шире открыть другой, и, подняв к Аполлине маленькую половину лица и другую, ту, что побольше, и усы, которые были с одной стороны короче, чем с другой, продолжал:
— Я философ… Понимаешь, что это значит? Это значит, что я знаю, что делать, но никому не говорю.
Вдруг он замолчал, потому что в пивную кто-то вошел.
Зазвонили к вечерней молитве, молитве Пресвятой Деве, и звон колоколов заглушил звук отодвигаемых скамеек, а трое вошедших приподняли шляпы, повернувшись к Клу спиной, так что они не заметили, приподнял он свою шляпу или нет.
Послышался перезвон, потом удары колокола; а потом снова задвигались скамейки.
И в деревне, за окном, снова стало шумно, как всегда, и трое подошли к Клу: это был Староста и Криттены, оба Криттена.
Восхождение было назначено на послезавтра, на 25 июня, на Иванов день; и Староста хотел, чтобы оно было обставлено в соответствии со старинными обычаями, то есть, чтобы был большой праздник, как было заведено в этих краях. По этому вопросу мнения в деревне разделились. Многие говорили: «Поглядим… Если в этом году все обойдется, в следующем устроим праздник»; но Староста продолжал носиться со своей идеей. Уже несколько дней он интриговал и оплачивал выпивку тем, к чьему мнению прислушивались; вот и сегодня вечером он назначил встречу, рассчитывая, что поддержка Криттенов подействует на людей. Вот уже несколько дней Староста с утра до вечера говорил одно и то же, приводил одни и те же доводы, хотя старики были против, и Бартелеми был против, а уж он-то лучше знал… Бартелеми говорил: «В этот раз не надо шуметь, не надо созывать народ». Староста только пожимал плечами. Он говорил: «С вами все ясно. Это вроде вашей записки!…» И смеялся. А потом снова приводил свои доводы, напоминал о понесенных тратах, о том, что отремонтировали хижину, починили дорогу, обо всех трудностях, которые пришлось преодолеть; говорил, что будет жалко и нелогично не отпраздновать восхождение; и несправедливо по отношению к Криттенам (которые тогда еще не приехали), что это их обидит, тогда как в общих интересах было бы принять их как можно лучше, потому что на следующий год они могут быть уже не такими сговорчивыми.
Все было розовым. Небо на западе было розовым. Если стоять у подножья церкви, то ее железный крест на фоне розового неба казался черным.
На верхушке высокой каменной колокольни был железный крест; сначала он был черным на розовом, и его было хорошо видно, а потом он начал спускаться.
Видно было, как крест спускается все ниже по мере того, как они поднимались; сначала он вырисовывался на фоне скал, по которым скользил сверху вниз; потом оказался на фоне леса, черного, как и он сам, и его совсем не стало видно.
Они снова были вдвоем; они снова сидели у изгороди. Маленькие красные и черные улитки выползли из своих укрытий на траву, и он говорил:
— Спасибо, Викторин, ты такая милая; я сделаю тебе подарок.
— Я сделаю тебе еще один подарок, — говорил он; — и потом, я спущусь разок, ты разок поднимешься ко мне; мы разделим эти три месяца на части, так они пройдут быстрее.
Этим вечером в пивной было много народа; — и Жозеф этим вечером много говорил:
— А послезавтра ты пойдешь с нами, решено, мы поднимемся вместе. Какое платье ты наденешь?
До этой минуты она была грустна, но при этих словах ее настроение изменилось.
Она сказала:
— А какое тебе больше нравится?
Все они такие; она говорила:
— Хочешь, я надену голубое?
— Да, голубое. И косыночку, знаешь, ту, розовую с зеленым.
Она сказала:
— Как хочешь.
— И шляпку, которую я тебе подарил, и цепочку, и крестик.
Она сказала:
— Послушай, я сплету венки вашим двум коровам, и нашим тоже; когда мы завтра выходим?..
А потом:
— Только обещай, что спустишься разок.
Он ответил.
А она:
— Я нарву цветов и положу их в воду, чтобы не завяли; жаль, что в саду пока цветов мало, придется идти за ними на луг.
Он сказал: «Я пойду с тобой».
— Или лучше сначала сплести венки, а потом положить их в воду… Большая миска с цветами: думаешь, будет хорошо?
Рано утром зазвонили к обедне, на которой они были вместе, он и она, потом они пошли за венками и веревкой. Староста в конце концов убедил людей, и они пришли почти все. Девушки плетут венки, которые привязывают к рогам коров, а Викторин сплела целых четыре, это были самые красивые венки, венки из полевых и первых садовых цветов.
Была хорошая погода, и это был добрый знак.
Солнце появилось рано, несмотря на высокие горы вокруг; это был один из самых долгих дней в году.
Была очень хорошая погода, было солнце, и было три мула.
Было стадо в семьдесят голов, в основном молодые животные. Впереди шел Криттен с племянником, они шли впереди всех.