Великий закон славян

Итак, мы видим, что в летописях рота используется для утверждения и закрепления межкняжеских и международных договоров, причем эти договоры могли быть двух видов: либо договор о мире и ненападении, либо о союзе, как правило военном. Суть роты в договорах первого типа великолепно характеризует выражение, помещенное в Лаврентьевской летописи под 1169 г.: «Внидемъ в роту, а ты к намъ, да ни вы начнете боятися насъ, ни мы васъ»[402]

. Использование роты, потенциального нарушителя которой должен был безжалостно и быстро покарать либо сам вселенский закон, либо охраняющие его божественные силы, требовалось для установления на земле силами самих людей, как подобия макрокосмоса, порядка, аналогичного вселенскому, мира и согласия, при котором люди были избавлены от страха и боязни. Таковым было высокое предназначение роты во внутренних и международных мирных договорах, заключаемых русскими князьями. Если же рота использовалась при заключении военных союзов против кого-либо, то здесь, очевидно, мы имеем другую модель поведения. Соответствующий вселенскому земной порядок в данном случае утверждался не мирным договором, а силой оружия, уничтожавшего в человеческом мире носителей зла, тьмы и кривды. Ту же самую природу имела добродетель-арета греческого Геракла и, судя по первоначальному варианту имени, иранского Рустама. Очевидно, в идеале союзники-ротники рассматривали себя как защитников вселенского и земного мироустройства, света, правды, добра и справедливости от стремящейся их подорвать противной стороны (если в немецком языке не исключена возможная связь между названием вселенского закона и термином, обозначающим рыцаря, то в русском языке можно предположить аналогичную связь между словами «рота» и «рать», «ратник»). В связи с этим стоит вспомнить, что в языческие времена небесным патроном и, следовательно, идеальным прообразом князя был бог войны Перун, одной из главных функций которого была защита роты. Подобное мирочувствование в дружинно-княжеской среде было весьма сильно и в XII в., о чем красноречиво свидетельствует «Слово о полку Игореве», ярко представляя борьбу Руси со степью как схватку добра и зла, света и тьмы. В пользу подобного понимания роты, а не того, что ею обозначалась обычная присяга или клятва, достаточно быстро трансформировавшаяся в более или менее приемлемое для христианства крестное целование, говорит и последующая напряженная борьба церкви против этого понятия, включающая в себя как резкое осуждение и церковные санкции за его применение, так и последующую церковную цензуру, систематически исключавшую задним числом данный термин из описаний отношений между князьями-христианами в списках летописей. При этом цензура оставляла в них описание клятв и крестных целований, которые хоть и осуждались в христианских поучениях наравне с ротой, но, очевидно, представлялись церкви гораздо менее опасными. Трудно объяснить подобную деятельность церковной цензуры, если предположить, что рота означала просто торжественную присягу или клятву, пусть даже и имеющую языческое происхождение.

Против подобного варианта понимания данного термина говорят и традиционные обороты, в которых чаще всего употребляется рота. Если выражения водити

или дати роту

еще можно перевести как «принести» или «дать клятву, присягу», то в выражениях типа ходити (ити) роте

(в роту), заходити роте, вънити в роту подобный перевод будет уже затруднителен с фразеологической точки зрения. Такие выражения скорее можно перевести как «ходить по (в), заходить в, войти во вселенский закон», чем «заходить, войти в клятву, присягу».