Великий закон славян

Во-вторых, Геракл считался добродетельным не за счет своей физической силы, а за счет того, что благодаря ей он уничтожал различных чудовищ и преступников, олицетворявших на земном уровне хаос и беззаконие, т. е. способствовал установлению закона в мире людей, делая его безопаснее и чище. Вспомним, что аналогичная связь присутствует и в первоначальном имени иранского богатыря Рустама, деятельность которого была во многом аналогична деятельности Геракла.

В-третьих, весьма показательно, что древнегреческая добродетель не ограничивалась одними лишь человеческими отношениями, но распространялась на все окружающее мироздание. Данный подход прослеживается у многих античных философов, мнения которых по другим вопросам достаточно часто не совпадали между собой. Как отмечает Аристотель в „Большой этике“, первым о добродетели с теоретической точки зрения начал рассуждать Пифагор. Вот как более поздние источники передают его точку зрения: „Справедливость обладает силой клятвы, поэтому Зевса зовут „Клятвенным“. Добродетель (αρετη) есть гармония, и точно так же (гармонией являются) здоровье, всякое благо и бог, поэтому вся Вселенная создана по законам (музыкальной) гармонии. Дружба есть энгармоническое равенство“[237]

. Как видим, арета здесь тождественна музыкальной гармонии, на которой основан весь Космос, частными проявлениями которой являлись бог, благо, здоровье отдельного человека и дружба как отношения между людьми. Стоит отметить, что и „гармония небесных сфер“, как это следует из описания этого феномена Ямвлихом, понималась как самим Пифагором, так и его последователями именно как физическое вращение небесных тел: „Самого же себя сей муж организовал и подготовил к восприятию не той музыки, что возникает от игры на струнах или инструментах, но, используя какую-то невыразимую и трудно постижимую божественную способность, он напрягал свой слух и вперял ум в высшие созвучия миропорядка, вслушиваясь (как оказалось, этой способностью обладал он один) и воспринимая всеобщую гармонию сфер и движущихся по ним светил и их согласное пение (какая-то песня, более полнозвучная и проникновенная, чем песни смертных!), раздающееся потому, что движение и обращение светил, слагающееся из их шумов, скоростей, величин, положений в констелляции, с одной стороны, неодинаковых и разнообразно различающихся между собой, с другой – упорядоченных в отношении друг друга некоей музыкальной пропорцией, осуществляется мелодичнейшим образом и вместе с тем с замечательно прекрасным разнообразием. Питая от этого источника свой ум, он упорядочил глагол, присущий уму, и, так сказать, ради упражнения стал изобретать для учеников некие как можно более близкие подобия всего этого, подражая небесному созвучию с помощью инструментов или же пения без музыкального сопровождения. Ибо он полагал, что ему одному из всех живущих на земле понятны и слышны космические звуки, и он считал себя способным научиться чему-либо от этого природного всеобщего источника и корня и научить других, создавая при помощи исследования и подражания подобия небесных явлений…“[238]

В данном случае гармония-арета полностью соответствует индийской рите, также воспринимавшейся как музыкальная гармония. Таким образом, арета у Пифагора пронизывает (и поддерживает собой) всю Вселенную. Тем более не случайным в этом контексте представляется этимологическая связь древнегреческой арифметики

с индийским обозначением вселенского закона-риты и что всю свою концепцию Пифагор основывал именно на числовой гармонии. В свете того, что именно он первым в древнегреческой философии попытался осмыслить понятие добродетели, это, возможно, свидетельствует о том, что еще в его эпоху в Древней Греции сохранялись какие-то отголоски представлений о связи между числом и вселенским законом.