Великое Предательство. Казачество во Второй мировой войне

— Благодарю Вас, — ответил Петр Николаевич, — пока ничего, хотя я и старик.

— Я хотел спросить Вас, — продолжал советский генерал, — с каким чувством Вы едете на родину? Вероятно, боитесь!

— Стар я, чтобы бояться, — ответил Петр Николаевич, — да и солдатом себя считаю, а страх у солдат запрятан глубоко. Кроме того, если человек считает себя правым, то страха быть не может. И, по-моему, вопрос Ваш неуместен. Есть старое изречение — горе побежденному. Так лучше Вы, как победитель, не задавайте мне таких вопросов.

— Что Вы, господин генерал! — спохватился советчик. — Я не думал Вас обижать своим вопросом. Я только хочу спросить Вас, не как советский офицер, а как человек человека — Вы верите в большое будущее Советского Союза?

— В будущее России я верю, — ответил П. Н. Краснов. — Нероны были и ушли. Русский народ крепкий, он выдержал монголов. И я вам отвечу так же, как человек человеку — будущее России великое. Жаль, что я его не увижу, да, может быть, и Вы его не увидите.

Советский генерал улыбнулся, развел руками и обернулся к нам:

— Между вами есть советские граждане? Доманов и Головко ответили:

— Да.

Красный генерал посмотрел на Доманова и сказал:

— Вы Доманов? — и, не ожидая ответа, продолжил. — Ну, так. Что генерал Краснов начал в 1941 году воевать против нас, нам это понятно. Он был и остался белым офицером. Но Вы? На Вашем месте я бы так не поступил. Ведь Вы воспитались на советском хлебе. Впрочем — с Вами будет разговор в Москве.

Так мы узнали, что едем «домой».

В течение ночи генерал Шкуро почти безостановочно «весело» беседовал с советскими офицерами и солдатами, заходившими к нам в комнату. Они с интересом слушали его рассказы о гражданской войне 1918–1920 годов. Старые советские офицеры пробовали ему возражать, но Шкуро на это им сказал:

— Лупил я вас так, что пух и перья с вас летели!

Это вызвало взрыв смеха у солдат и смущенные улыбки на лицах офицеров. Как известно, Шкуро за словом в карман не лез. Он шутил, но, внимательно наблюдая за ним, видно было, что шутки его и смех наиграны и ими он тушил боль души своей. Все мы отлично понимали, с какой тоскою о себе и всех нас думал он, но не хотел показаться молодушным в глазах красных.

Утром 30 мая всех нас вывели во двор. Он был совершенно пуст. Нигде ни одного человека. На земле валялось много одежды, погон, орденов, записных книжек, тетрадей, ранцев и другого. Стояли два грузовика, в одном из которых было кресло для Петра Николаевича.

Затем выходит к нам старший лейтенант НКВД и говорит:

— Перед тем, как садиться в машины, прошу вас, господа генералы, запомнить, что будет с вами, если попытаетесь бежать.

Смотрим, два автоматчика выводят офицера-ордонанса генерала фон Паннвица, немецкого обер-лейтенанта.

— Этот фашист пытался ночью бежать. Именем Советского Союза приказываю расстрелять его за покушение к побегу. Огонь по фашистской гадине!

Сраженный пулями автоматчиков, обер-лейтенант упал, но он был еще жив. Красный лейтенант собственноручно пристрелил его из пистолета.

До Граца в одной машине ехали все вышеперечисленные лица и генерал фон Паннвиц. В другой — остальные. Среди всех увозимых в этой группе в Грац, кроме генерала П. Н. Краснова, было двенадцать казачьих генералов.

В Грац прибыли вечером. Нас повели в тюрьму, перед которою тщательно обыскали. Здесь впервые мы услыхали, к сожалению, брань не только советских солдат, но и некоторых немецких.

Четырех Красновых и Моргунова посадили вместе в камеру номер 23, на втором этаже тюрьмы. Насилий никаких. Отношение корректное. Принесли хороший ужин, по-видимому, из офицерской столовой.

Ночь спим спокойно. Утром, при выходе из тюрьмы, встречаем колонну наших офицеров. Их из Юденбурга в Грац привезли, по-видимому, поездом.

Нас ждут два грузовика. Сперва заезжаем в пригород Граца, где в одной вилле нам приготовили хороший завтрак. П. Н. Краснов говорит, что кормят нас, как смертников.

Опять в автомобилях (трехтонные грузовики) едем в Баден под Веной. Там центр советской контрразведки «Смерш». Всех нас поместили в пяти подвальных комнатах одной из вилл. Спим на кроватях. Сношение друг с другом свободное, но из подвала не выпускают. Тут опять обыск — отбирают ножи и шпоры.

При обыске предъявляют каждому для подписи бумагу о том, что он «временно задержан на территории советских войск до выяснения личности». На мой вопрос, что это за ерунда и на мои слова — «ведь я выдан, а не задержан», мне ответили:

— Это простая формальность или виза на въезд в Москву. (Обратную визу я получил только через 10 лет).

В Бадене всех нас сфотографировали группой, причем тем, кто был без погон, их выдали из склада НКВД, каждому соответственно его чину (таких было три-четыре человека). После фотографирования от них погоны отобрали. Остальные с погонами на плечах были доставлены в Москву.

В Бадене в течение двух ночей идут допросы. Никого не бьют, отношение корректное «даже чересчур, что нас больше всего тревожило. Питание хорошее, табак немецкий — сколько угодно. Белый хлеб и шоколад.