Великое Предательство. Казачество во Второй мировой войне

Ставили ему в вину, во-первых, нарушение слова, им данного в 1917 году, при выпуске из тюрьмы в Быхове, что он не будет сражаться против большевиков. Петр Николаевич говорил, что он не считал себя обязанным соблюдать слово, данное большевикам; во-вторых, — в антисоветской борьбе в 1917–1919 годах, в поддержке Братства Русской Правды, в руководстве казачеством во Вторую мировую войну.

Памяти певца двуглавого орла генерала от кавалерии П. Н. Краснова

Не видать нам могилы Краснова,

Не служить панихиды над ней —

В вечность кануло белое слово

Наших буднично-беженских дней.

Не видать казакам атамана,

Сокол сделал последний полет,

Не напишет он больше романа,

Что за сердце и душу берет.

Над его неизвестной могилой

Где-то там, далеко под Москвой

Будет плакать лишь ветер уныло,

Да склонится бурьян головой.

В. А. Петрушевский

(Автор стихотворения — уссурийский казак, полковник 5-го гусарского Александрийского полка Российской Императорской армии, в эмиграции жил на о. Ява. — П. С.)

«Незабываемое». На Лубянке у генерала Меркулова

Автор книги «Незабываемое» Николай Николаевич Краснов-младший был сыном начальника Генерального штаба полковника Николая Николаевича, родного брата генерала Семена Николаевича Краснова. Братья эти были дальними родственниками генерала Петра Николаевича Краснова, бывшего Донского атамана, автора большого количества романов, главным образом, из жизни военной, написанных им в эмиграции.

Автор книги «Незабываемое» именовался «младшим», в отличие от своего отца. Он приходился Петру Николаевичу внучатым племянником.

Из этих четырех Красновых, Петр Николаевич и Семен Николаевич были казнены в Москве, Николай Николаевич-старший умер в ссылке, а Николай Николаевич-младший, отбыв десятилетнюю каторгу в Сибири, был отпущен в Европу (см. часть 3-я, раздел «Переписка В. Г. Науменко с Н. Н. Красновым-мл.» — П. С).

В 1957 году его воспоминания были изданы на русском языке в Сан-Франциско издательством газеты «Русская Жизнь». Автор воспоминаний последовательно описывает то, что ему пришлось пережить и видеть за время нахождения в руках большевиков.

Его труд отличается от других тем, что в ряде ранее изданных воспоминаний внимание читателей привлекают, главным образом, описания физических переживаний заключенных, в труде же Н. Н. Краснова оно останавливается на душевных переживаниях автора и на его анализе этих переживаний.

Ниже печатаются несколько страниц этой книги (с. 75–81. — П. С.) о том, как Н. Н. Краснов и его сын Николай были вызваны в кабинет начальника госбезопасности генерала Меркулова в Лубянской тюрьме в Москве.

<…> В самой глубине зала стоял широченный блестящий письменный стол. Направо и налево от него, как бы покоем, — столы, покрытые сукном. На стене огромный портрет «вождя» в форме генералиссимуса во весь рост, метра три высотой. На противоположной стороне — портрет Берии. В простенках между окнами, закрытыми темно-красными бархатными гардинами портреты членов ВКП (б).

Весь пол покрыт дорогими бухарскими коврами. Против письменного стола, метрах в десяти, стоял маленький письменный столик и два стула.

Меня все время поражала полная тишина. Как будто все здание притаилось, замерло, стояло где-то вне времени, вне пространства. Как будто кругом него не бурлила, не шумела, не двигалась Москва.

За письменным столом без движений сидел генерал в форме войск МВД.

— Меркулов! — шепнул за нашей спиной офицер.

Меркулов, начальник госбезопасности (в 1954 году по делу Берии он был осужден вместе с Рюминым, начальником следственного отдела МГБ и другими бывшими «величинами». Сидел тут же, на Лубянке и был повешен!) не поднимая взгляда от бумаг, лежащих на столе.

— Садитесь! — шепнул офицер для поручений, указывая нам на два стула у маленького столика. Мы сели. У меня учащенно билось сердце и прерывалось дыхание, как после долгого и утомительного бега.

Генерал молчал. Мы — не шевелились. Затем он медленно поднял тяжелую голову и беззастенчиво, открыто стал нас рассматривать, как рассматривают восковые фигуры в паноптикуме.

Офицер, как истукан, стоял за нашими спинами.

— Принесите чаю и закусить «господам» Красновым! — внезапно резким голосом сказал Меркулов. — И предложите им папирос.

Услужливая рука опустила на столик открытую пачку папирос «Казбек». Офицер вышел.

Опять молчание. Долгое, напряженное молчание. Меркулов, очевидно, ожидал, когда нам принесут чай. Появился поднос с дымящимся напитком, приятно, горько щекотавшем в носу. Красивая сервировка. На тарелочках — всевозможные «бонеры», как любил говорить отец.

— Выйдите! — приказал генерал. Мы остались втроем.

— Не стесняйтесь, «господа»! Закусывайте и пейте чай, — предложил Меркулов вставая. — Такие «чаепития» не частое явление у нас на Лубянке. Только для особых гостей!

На его лице появилась странная блуждающая улыбка, полная скрытого смысла.