Великое Предательство. Казачество во Второй мировой войне

От генерала Добровольческих войск. Учреждено Главное Управление Казачьих Войск. ГУКВ является Представительством перед Германским Командованием для защиты казачьих прав и состоит из следующих лиц:

Генерал Краснов, начальник. Генерал Науменко, полковник Павлов, полковник Кулаков. 31 марта 1944 года. Подпись: Кестринг, генерал от кавалерии.

Благодаря признанию всех казачьих прав, каждое Войско оставалось независимым, и казаки подчинялись, по казачьей части, только своим Войсковым Атаманам. Так что должность генерала Краснова ограничивалась предназначением ГУКВ для защиты этих прав. Ни одна казачья группа или часть

не была ему подчинена ни в каком отношении, и он не имел права вмешиваться в Войсковые дела сотрудничавших с ним по работе Войсковых Атаманов.

Поэтому, Донской Войсковой Атаман генерал Татаркин не мог бояться гнева генерала Краснова за свое посещение казачьих частей и вызывать Вас из Вены в Берлин для своей защиты от его гнева!?

В № 2, 3 и 11 Вы, унижая и обезличивая штаб ГУКВ, изображаете его вотчиной «немца, д-ра X.». Последнего Вы представляете «его первым и главным распорядителем»… (Письмо Н. А. Гимпеля в редакцию журнала «Казак» по поводу «воспоминаний» И. А. Полякова см. ниже. — П. С.)

Он ничем не распоряжался и не был причастен к существовавшим между генералами взаимоотношениям. Он безкорыстно и горячо помогал работе на благо казачьих сирот, вдов, инвалидов, военнопленных и стариков. В этом заключалась его работа.

… Затем, Вы оскорбляете казаков, вступивших в РОА, называя их дезертирами. При первой же встрече с генералом Трухиным Вы убеждали его в том, что между ними «могут оказаться и такие, которые путем поступления в РОА стремятся лишь избежать заслуженной ими кары».

Интересно, что думали о Вас генерал Трухин, а затем и генерал Власов, когда Вы, являясь казачьим генералом, который сам нигде не служил, хулил перед ними служивших в РОА своих братьев-казаков…

В№ 13,14 и 15 Вы принимаетесь за генерала П. (Полозова. — П. С) и объявляете его авантюристом,… дезертиром и клеветником. Все это Вы обосновали, если Вам верить, на словах покойного генерала Штейфона, который, конечно, не может отрицать с «того света». По Вашим же словам, Ваше знание генерала П. сведено к тому, что Вы видели его только один раз в жизни…

Генерала П. я знаю не по чужим, бездоказательным словам, а лично. В отличие от Вас, он не заботился о своем личном благоустройстве, не боялся надеть военную форму, не увертывался от службы, а, наоборот, стремился участвовать в борьбе против коммунистов, не страшась близившейся катастрофы.

В доказательство приведу следующий факт. В сентябре 1943 года наша 1-я Казачья дивизия начала боевые действия против частей Тито в Хорватии. Менее чем через месяц, генерал П. пробрался из Загреба через занятую коммунистами территорию на передовую линию фронта нашей дивизии. Оказавшись в расположении моей сотни, действовавшей в составе 1-го Донского полка, генерал П. явился ко мне, скрыв свой чин, чтобы вступить в строй рядовым. Это было в Чепине под Осеком, во время нашего наступления.

Спрашивается, стоило ли ему дезертировать для этого из Охранного Корпуса? И какой дезертир стал бы рисковать в то время своей жизнью от Белграда, через Загреб в Чепин для того, чтобы попасть в строевую действующую часть!?

В штаб нашей дивизии генерал П. попал гораздо позже и при том, не по своему желанию, а по моему настоянию, так как я узнал о его чине и полагал, что ему надлежало быть там.

Знание местных жителей, их языка, территории и наличие бесстрашия, с которым генерал П. добывал необходимые сведения о противнике, сберегли немало казачьих жизней в последующих боях.

У Вас были точно такие же возможности, а кроме того, Вы уже тогда считали себя заместителем Донского Атамана, почему же Вы не последовали примеру генерала П.? Или Вы считали, что занятое Вами в Войске положение обязывало Вас только к заботе о личной своей персоне?

Вы более года отсиживались в Загребе за нашими плечами и за все это время Вы ни разу не отважились побывать в наших Донских полках. Мало того, Вы не удосужились навестить хотя бы раненых донцов, лежащих в самом Загребе.

В № 15,16 и др. Вы принимаетесь за Казачий Стан и изображаете казачье население станиц, как благоустроенное сборище сытых бездельников и уголовников, которые вызвали к себе враждебность местного населения «своим поведением и даже случаями воровства и грабежа». Вы уверяете, что попустительство Доманова «вело к еще большему разгулу…», что между офицерами были такие, «которые спекулировали и лихорадочно стремились лишь к личному обогащению» и т. д.

… Обливая этой грязью офицеров и казаков — поголовно выданных на погибель, Вы стараетесь не оставить возможности даже для защиты памяти этим мученникам, жертвам безбожного коммунизма.