Великороссия: жизненный путь

Конечно же, были в Русском народе отмечавшиеся нами явления духовного упадка, равнодушия к царской власти (в чём она сама в лице Государей XVIII в. и была повинна), боязливости, расчётливости «хитрого мужичка», безпечности тех, кто надеялся на «авось» и т.д. Были такие явления. Но это были частные явления! В целом же Великороссия, а тем паче составлявшая её духовное сердце или ядро Святая Русь не сопротивлялась беззаконникам и антихристам в те решающие дни не потому, что сочувствовала им или боялась их, или

не любила Царя! Нет, та Святая Русь, та Великороссия, что явила себя Государю в Сарове в 1903 г., в Костроме в 1913 г. и что составляла подавляющее большинство (более 80 %) народа была с ним и за него! Она могла бы взволноваться и двинуться с места и раздавить противников его и своих, но не взволновалась и не двинулась прежде всего потому, что сам Царь призвал её не двигаться, подчиниться Гос. Думе, а впоследствии — и по особой, совсем другой причине.

... Мы оставили Царя ночью 2 марта молившимся под стук колёс своего Царского поезда. Но куда же двигался этот поезд? В Могилёв!... Значит, ни Рузский, ни Алексеев, ни иные генералы-изменники, ни даже Гучков со своей масонской компанией, получив манифест с отречением Государя от Престола, не препятствовали ему вернуться к исполнению обязанностей Верховного Главнокомандующего (от коих его формально ещё никто не освободил)!? Но ведь это значило также, что Император возвращался к конкретным, непосредственным рычагам и нитям управления, по крайне мере — армией! Государь поехал снова в Ставку, где в течение

почти недели продолжал руководить всеми (!) Вооружёнными силами ещё отнюдь не развалившейся Российской Империи!

В этих Вооруженных силах было ещё очень много (достаточно!) генералов, дивизионных и полковых (таких большинство) командиров, солдат, особенно из крестьян, готовых в полном смысле слова умереть за своего Государя. Мог ли Николай II быстро собрать, сплотить их вокруг себя с тем, чтобы восстановить свою власть и подавить революцию? Без сомнения, мог бы! Наконец, по крайней мере, мог бы в эти дни Государь, воспользовавшись своим относительно свободным положением и пребыванием в Ставке, бросить клич России, обратиться к ней, к Русскому народу с призывом постоять за своего Царя? Без сомнения, мог бы! Но он не сделал ни того, ни другого потому, что отрёкся от власти не только под нажимом, но совершенно искренне,

будучи убеждён, что при возникшем волнении и шатании умов относительно его собственной личности, его уход от власти поможет всем сплотиться для решающей и уже совсем близкой победы над внешним врагом (генеральное наступление должно было состояться в апреле). Вспомним его слова о том, что нет такой жертвы, которую он не смог бы принести во благо России. В те дни Государь выразился ещё более опредёленно: «... Если России нужна искупительная жертва, пусть я буду такой жертвой». Государь был убеждён (и его убедили), что дело только в нём, что Временное Правительство, общественность, революция, — все (!) стоят за сохранение Монархии и за доведение войны до славной победы.

Но вот 3 марта 1917 г. выяснилось, что Временное Правительство и общественность вовсе не за Монархию. В этот день, члены нового правительства почти в полном составе явились к Великому Князю Михаилу Александровичу с текстом манифеста Николая II об отречении в пользу брата. Только Гучков и Милюков высказались за сохранение Монархии (конституционной, разумеется), т.е. за принятие власти Великим Князем. Остальные же, особенно Керенский, Родзянко и Львов, горячо доказывали невозможность и опасность такого акта в данное время, прямо говоря, что в этом случае Михаила Александровича могут убить, а Императорскую Фамилию и всех офицеров «вырезать». Настал второй по важности исторический момент. Что решит Великий Князь, который в эти минуты юридически — уже Император Всероссийский?