Венчание со страхом

— Я не занимаюсь розыском местного пугала, — сказал он, тут же устыдился цинизма этой глупой фразы и от этого еще больше разозлился на «фигуранта». — Я работаю по другому делу, к которому вы, Павлов Виктор Викторович — так, я не ошибся? — имеете, как мне сдается, некоторое отношение. Несколько недель назад, а точнее, четвертого июля была убита некая Калязина Серафима Павловна, сотрудница НИИ изучения человека. Знали вы такую, гражданин Павлов?

— Бабу Симу? Знал. А что?

Колосов прищурился, примериваясь, как бы половчее вбить свой следующий гвоздь.

(Перед поездкой в Каменск он детально обсудил тактику разговора с новым подозреваемым с Коваленко. «Слушай, Никита, а почему ты вот с базовцами так долго цацкаешься, все скрываешь от них и детали убийства, и его мотив, и совпадение улик? Почему так долго водишь их вокруг да около? А этого племянника хочешь огорошить прямо в лоб? — недоумевал тот. — Неужели только потому, что он вот такой весь из себя положительный?» — «Ну, не только поэтому, хотя гонор его надо сразу же сбить, — объяснял Колосов. — А если честно, Слава, мне просто хочется его разозлить: вывести его из равновесия и понаблюдать. Если он тот, кого мы ищем, он может себя чем-то выдать. У этих сладострастников нервы по пустякам сдают. А в гневе трудно себя контролировать. Сила наших чувств — материя тонкая. По ней, как по открытой книге, порой можно читать».)

— Вы знали ее по институту? Вы там, значит, часто бываете? — Вопрос был задан почти враждебным тоном, и Павлов это почувствовал: скулы его покрылись легким румянцем, он опустил глаза.

— Нечасто, но бываю.

— И вы знаете, как умерла гражданка Калязина?

— Да. Мне тетка сказала. На Калязину кто-то напал в лесу у станции, ее ограбили.

— Ваша тетя… это ведь Балашова Нинель Григорьевна, так? Ну, она не знает одной существенной подробности, Виктор…

— Можно просто Виктор. А какой подробности она не знает?

— Той, чем именно убили гражданку Калязину, каким любопытным предметом.

— И чем же ее убили?

— Мустьерским рубилом, изготовленным гражданином Пуховым в качестве экспериментального образца в лаборатории института, тем самым рубилом, которое вы, В числе таких же рубил, перевезли на своей машине в начале апреля сего года на базу в Новоспасское.

Павлов воззрился на Колосова.

— Я? Перевез?

— Да. Это установлено.

— Ой, действительно… черт возьми… было такое. И точно — в начале апреля! Они тогда в летний стационар перебирались. И камни… черт! И правда, мы что-то там у Ильича забирали, тяжесть какую-то в ящике. Я ее еще в багажник шваркнул. — Павлов растерянно тер тыльной стороной ладони щеку. — И что… значит, этим самым рубилом ее?

— Это установлено экспертизой, — для пущего эффекта приврал Колосов.

— А как же оно, ну, рубило-то, попало к…

— К убийце? Он его взял, украл, позаимствовал — это уж как назвать.

Павлов уперся кулаками в лавку.

— А я у вас на подозрении, так, что ли? — спросил он и поднял на собеседника вопрошающий, тревожный взор.

— Мы проверяем всех — как сотрудников института, так и не сотрудников, имевших доступ к мустьерским образцам. Не буду скрывать, что вы — в их числе.

— Черт… черт возьми, но я… Ну и дела! Ну, проверяйте, конечно, только… Господи, да зачем мне было грабить-то? Я что, на грабителя похож?

— У вас какая машина? — вопросом на вопрос ответил Колосов.

— Сейчас никакой.

— А в апреле?

— В апреле еще была.

— И какой же марки?

— Марки «Вольво».

— Ничего себе! — Никита аж присвистнул. — И где ж она теперь? Угнали?

— Бог дал, бог взял, — усмехнулся Павлов. — Пришлось продать, срочно деньги потребовались.

— На что?

— На мой маленький бизнес, как говорят в Штатах. Слушайте, Никита… Вас не в честь Михалкова так назвали?

— В честь Никиты Сергеевича.

— Слушайте… слушай, друг. — Он помолчал, постукивая кулаком по лавке. — Давайте-ка начистоту, а?

Колосов сбоку смотрел на собеседника.

— Ну, давай попробуем, — медленно вымолвил он.

— Я тебе так скажу, майор, я людей, конечно, убивал. — Павлов смотрел в землю. — Не одного и не двух, а маленько даже побольше наберется, но…

— Но?

— Это было давно. Я уже начал об этом забывать.

— Это ты Афган имеешь в виду?

— Да.

— Ты в каком году призывался?

— В восемьдесят втором.

— А в каких частях служил?

— В десантных.

— А если точнее?

— Тульская десантная дивизия.

— М-да-а, вот откуда тренировочка-то еще, а теперь…

— Теперь старый стал, ленивый стал. — Павлов скользнул невеселым взглядом по собеседнику. — Давно это было, словно в другой жизни.

— Да, давно… Ну, пойдем дальше. Если, конечно, по-прежнему начистоту. — Никита чуть подался вперед. — Ты четвертого июля чем занимался-то? В отпуске был?

— Нет, работал. А чем занимался… в офисе еженедельник надо посмотреть. Не помню.

— А вот, скажем, числа этак двадцать девятого мая?

— Тоже не помню. Да ты себя, майор, спроси, что ты делал в среду три месяца назад. Неужели отрапортуешь?

— Это смотря кто спрашивать меня будет. И как будут спрашивать. А то живо вспомню или сочиню алиби правдоподобное, а?

Павлов молчал. Его мальчишка слез с качалей, вприскочку подбежал к лавке, с разгона ткнувшись ему прямо в грудь.