Венчание со страхом

— Зачем они вам потребовались?

Суворов поднял на Колосова глаза. И тому показа-лооь, что вот-вот он услышит от лаборанта нечто очень важное, но… тут скрипнул стул под Коваленко. Суворов вздрогнул и ответил явно не так, как хотел вначале:

— Я думал, что мы вместе вернемся в Новоспасское, одной электричкой.

Момент был явно упущен. Тончайшая нить, протянувшаяся между ними, оборвалась. Колосов мысленно выругался: и вся эта комедия ни к чему оказалась.

Коваленко, воспользовавшись паузой, записал данные лаборанта, предупредив, что в ближайшие дни он не должен покидать территорию базы.

— Теперь можно идти? — спросил Суворов. Колосов молча кивнул, На пороге лаборант обернулся, но ничего не сказал.

— Ну, теперь Мещерского пощиплем? — спросил Коваленко, хищно потягиваясь.

— Нет, сначала я пойду посмотрю, как там с Юзбашевым дела обстоят. Мещерского я допрошу последним.

— А Ольгина, Званцева?

— С этими пусть пока москвичи беседуют. Я с ними хочу встретиться в другой обстановке — на базе.

— Ты его все-таки щадишь, — Коваленко вздохнул. — И чем этот Олег так тебе потрафил?

Никита хмыкнул, вспомнив свою первую встречу со Званцевым — как тот освободил его пораженную экземой руку от перчатки, как это деликатно у него получилось. А потом они пошли к клеткам, и там был этот Хамфри с грязными лапами. Слава богу, этот жернов с души свалился: обезьяны к убийству Балашовой отношения не имеют. А значит, клетка была действительно заперта.

— Ты вот рассказывал, этот Званцев изучает какую-то там патологию поведения приматов, — продолжал свою мысль Коваленко. — А знаешь, как в детской присказке? «У кого чего болит, тот о том и говорит». Что — старухи, это не патология разве?

— Я им займусь, когда ситуация окажется более благоприятной. Сейчас тут слишком шумно. Они люди серьезные, Слава, и разговаривать с ними надо серьезно. И знать что спросить. Я пока еще не созрел для этого. Интересного они нам все равно ничего сообщить не могут или не хотят. Иначе Стрельников давно бы с новостями пришел. Он же их допрашивал. А значит — пусть пока живут без моей компании.

— Ну, как знаешь. Ты же у нас командир.

— Это мое дело. И я доберусь до его конца.

— Бог в помощь. Ну, куда теперь?

— Ты узнай обстановку, ну общую, у Стрельникова, а я вниз. Там экспертно-криминалистическая лаборатория с Петровки во дворе стоит. Шикарная машинка. А заодно и на местного Тарзана полюбуюсь.

— На кого?

— На Юзбашева. Опять он влип по самые уши.

* * *

Кримлаборатория на колесах действительно радовала глаз: иномарка, напичканная самой различной аппаратурой от компьютеров, средств связи и видеокамер до специальной научной техники самого нового поколения. Юзбашев сидел в салоне за неким подобием откидного стола в обществе молоденького сотрудника местного розыска. На столе перед сыщиком лежали два многозначительных бланка: беленький квиточек задержания по 122-й статье и протокол допроса подозреваемого.

— Сейчас следователь прокуратуры подойдет, и все оформим, — грозно сулил он Юзбашеву и, увидев Никиту, поднялся. — Вы Колосов из области? Мне начальник сказал. Беседовать будете?

Юзбашев втянул голову в плечи. Лицо его было злым и бледным.

— Я вам сто раз уже повторял: я порезался, вот! — он выбросил вперед правую руку, на кисти которой действительно алел свежий порез. — О стекло! Кровь и попала на брюки. Это моя кровь! Вы что, результату экспертизы не верите?!

— Результат показывает вторую группу, а это кровь потерпевшей, — процедил сыщик. — Вот следователь придет, с ним и объясняйтесь. А лучше бы чистосердечно во всем признаться и не валять тут ваньку.

— Да как вы со мной разговариваете?!

— А вы не кричите, не кричите, а то живо успокоить можем.

— Не запугивайте меня! Вы только и умеете, что пугать! Насмотрелся я уже.

Колосов наблюдал эту перепалку с бесстрастным видом.

— Никита Михайлович, да объясните хоть вы им, что я не убийца! — воскликнул Юзбашев. — Вы же это поняли, кажется. А эти… У, бестолочи! Они мне тут угрожали, кричали на меня. Не имеете права! Я жаловаться буду!

— Вас кто из тюрьмы выпустил, гражданин Юзбашев? — спросил Колосов.

— Да уж нашелся умный и порядочный человек! Справедливый! Судья меня выпустила, понятно вам?! Я ей все рассказал, все как было — что меня на эту кражу толкнуло, что вынудило. И она мне поверила, потому что она — человек, личность. Поняла, что я не преступник, а только жертва этих проклятых обстоятельств, этой нищеты унизительной, этой жизни… За то, что сделал, — отвечу, что суд присудит — приму с чистым сердцем. Но до этого не имеете права гноить меня за решеткой!

— Дайте-ка руку, — оборвал его Никита. — Где порезались-то?

— В кабинете на втором этаже. Там стекло треснуло, вдавилось. Я хотел поправить, оно выпало, меня по руке задело.

— Выпало бы наружу, на улицу. При чем тут ваша рука?

— Не держите меня за идиота! И не разыгрывайте всевидящего Холмса по пустякам. Я сначала открыл створки, а потом уже полез поправлять стекло. А оно упало. Там осколки на полу, подите убедитесь!

— Пойду. Какой кабинет?

— Двести шестой, кажется.