Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть

— Ах, так! — понимающе взглянула она, заглянула ему в глаза, оценила весь его вид и потом нараспев сказала: — Если вы перешли на сигары, я могу вам помочь, а вот жевательного табака у нас нет.

Он украдкой взял ее за руку. Музыка играла танго, пары перемешались, к столу долетали обрывки разговоров и смех. Тихо, но выразительно он сказал:

— Нет ли у вас еще чего-нибудь…

Она почувствовала не только пожатие его руки, но и бумажку, скользнувшую к ней в руку. Скосив глаза, увидела пятерку. Деланная улыбка исчезла с ее лица, она якобы уронила пачку сигарет и, поднимая ее, шепнула на ухо:

— Мимо стойки и кухни — руку держите вот так — и по лестнице на второй этаж. «Рифер» сегодня кончился, курить нечего, но кое-что найдется… — Не оборачиваясь, отошла к бару.

«Рифера», — подумал Бревер, — то есть сигарет с марихуаной, нет, но зато есть «кокс».

Он дождался «мартини». Принесли только один. Девица пожала плечами.

— Меня так мучила жажда, нет сил, свой я выпила прямо у стойки — за ваше здоровье! — И она положила счет. Три доллара. Он дал три с половиной; с усмешкой взглянув на монету, ловким жестом крупье она отправила ее в карман.

Бревер незаметно взглянул на Гэйтски, который давно уже должен был его заметить, но тот продолжал оживленную беседу со своим юным визави. Только легкое движение головы, не замеченное никем, дало Бреверу знать — что-то делается.

Инспектор слегка кивнул в ответ, аккуратно поднялся и, не глядя по сторонам, миновал стойку, кухню, непринужденно держа руку в условленном жесте, за стеклянной дверью увидел лестницу и поднялся наверх. Через обитые двери вошел в полутемный зал, в конце которого полупрозрачный занавес отделял от публики сцену. За занавесом видны были танцующие фигуры.

Чья-то рука легла ему на плечо, и мягкий голос спросил:

— Вы одни? Нуждаетесь в обществе?

Глаза Бревера постепенно привыкли к полутьме. Мужчине, стоявшему рядом, могло быть около тридцати. Похоже, он был накрашен, волосы разделены на пробор посередине, вокруг запястья висел золотой браслет, усаженный пестрыми камнями.

— Вначале я хотел бы посмотреть, — сказал Бревер, внимательно изучая взглядом обстановку.

— Как вам угодно, — услышал он разочарованный вздох. — Я всегда к вашим услугам.

Непроветренное помещение оставалось полупустым. На двух скамьях, тянувшихся по обеим сторонам зала, шевелились непонятные фигуры. За занавесом шло представление. Танцовщица — судя по четким контурам тела, обнаженная, — извивалась под глухой аккомпанемент фортепиано. Когда она приближалась вплотную к занавесу, ее магически стройное тело, казалось, можно было достать рукой.

Бревер присел к низкому столику.

Луч света, проникший снаружи и тут же исчезнувший, сказал, что кто-то вошел через противоположную дверь. Вошедшая женщина оглянулась вокруг. Бревер узнал Эвелин Паркер. Вспомнил фотографию, которую приносил Лоуэтт. Характерный профиль, да и все лицо. Сознательно подчеркнутая копия кинозвезды.

Откуда-то вынырнул тип с пробором, подошел к Эвелин, сел с ней в угол, выслушал ее и махнул рукой в сторону Бревера. Эвелин встала, непринужденно подошла к столу и уселась напротив инспектора. С интересом изучила свой маникюр. Потом спросила:

— Вы один?

Бревер кивнул:

— Да. От меня сбежала жена.

— Ох, как страшно! И вы уже ищете замену?

— Замену? Ни за что. Утеху — да, но не замену.

И тут она спросила в лоб:

— Кто вас сюда послал?

Он решился мгновенно. Колебания могли его выдать.

— Фред, — сказал он, — из «Циндереллы». — Это было подобное заведение.

Эвелин удивленно взглянула на него:

— Конкурент?

— Я спешил. Фред мне ничем не мог помочь — проблемы с поставками. Но Фред любит собирать маленькие зеленые гравюры с портретами президентов Соединенных Штатов посередине — а у меня их целая коллекция, — вот он и дал мне этот адрес.

— Какое совпадение! — сказала она. — Я тоже собираю такие гравюры и просто без ума от президента Джексона.

Бревер понимающе кивнул. Президент Джексон красовался на двадцатидолларовых банкнотах.

— Пока бедный брошенный супруг может пополнить вашу галерею только таким портретом, — и он втиснул ей в ладонь пятерку. Элегантно засунув ее в боковой кармашек маленькой черной лакированной сумочки, Эвелин встала.

— Думаю, мы еще увидимся, когда вы получше разберетесь в своих гравюрах.

Раздались аплодисменты, занавес вдруг раскрылся, и свет погас. Только красные софиты обрисовывали силуэт девичьей фигуры. Длилось это только мгновение, потом все поглотила тьма. Когда в зале снова зажглось слабое освещение, танцовщица исчезла и занавес висел неподвижно.

Бревер оглянулся. Эвелин исчезла.

Он встал. И тут его взгляд упал на мраморную доску стола: перед ним лежал маленький белый пакетик, мягкий на ощупь, с порошком внутри.