Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

Кроме того, подобно Эразму, Ерофеев создает картину всеобщей глупости на спектре от простодушной до мистической разновидности, общей для Венички с тем миром, который он описывает. Поэма расходится кругами глупости – от сына-младенца Венички, который описывается как «крошечный дурак», до русского народа, который нравится Веничке за глаза без напряжения и с полным отсутствием всякого смысла; он цитирует вторую половину русской поговорки, по которой дураку можно плюнуть (или нассать) в глаза, и он сочтет, что это «божья роса»[994]. Временами Веничка сам притворяется простоватым, делая замечания, напоминающие сентенции солдата Чонкина у Владимира Войновича: «Человек смертен – таково мое мнение»; «Тьма сменяется светом, а свет сменяется тьмой – таково мое мнение»[995]

. Его многочисленные отсылки к самому себе со словом «дурак» учащаются по мере того, как повествование приближается к кульминации[996].

2. Жанровые, формальные и риторические основания для сравнения

Между «Похвалой глупости» и «Москвой – Петушками» – почти пять веков, эпоха развития нарративной прозы как доминирующего европейского литературного жанра. Рассказчик «Москвы – Петушков» рассказывает историю, использует диалог, изображает характеры (в особенности самого себя); эразмовская Стультиция ничего этого не делает.

Однако сходство между текстами преодолевает эти различия. Оно состоит, в числе прочего, в том, что ерофеевская поэма – поэма в прозе – практически не предлагает читателю традиционного романного нарратива, несмотря на обилие рассказываемых историй. Значительная часть «Москвы – Петушков», как и «Похвалы глупости» – это риторическое упражнение, подстегиваемое потребностью оправдать комические и на первый взгляд абсурдные положения. С самого начала наш интерес удерживается за счет споров, отклонений, импровизаций в большей степени, чем за счет какого бы то ни было осмысленного развития сюжета. Само повествование можно рассматривать как некое отступление или как jeu d’esprit

, разворачиваемое лишь ради того, чтобы оттянуть единственное существенное событие – убийство рассказчика. Отсюда – круговое построение сюжета поэмы, приводящего Веничку обратно в город, где его поджидает смерть.

В свете этого оба текста можно рассматривать как примеры более широкой традиции менипповой сатиры. Особенно важен здесь проведенный Нортропом Фраем анализ менипповых построений как разновидности прозы с корнями в поэзии, которая отказывается от романного типа описания характеров и построения нарратива ради юмористического гротеска (попутчики Венички – хороший пример), смешения жанров и стилей и свободного выражения интеллектуальной игры[997]. Мениппова сатира расцвела в эпоху Возрождения и позже, часто концентрируясь в трудах, посвященных какой-то одной организующей текст концепции (меланхолии, глупости). Отсюда популярность издевательской похвалы (энкомия), разработанной Лукианом, которой Эразм дал новую жизнь и которая отзывается в «Москве – Петушках», представляя общую смесь par excellence

, объединенную амбивалентной «похвалой» выпивке. Фрай пишет:

В наиболее концентрированном виде мениппова сатира представляет нам «образ мира в терминах единой умственной схемы». Следует добавить, однако, что этот «образ» в определенных проявлениях анти-умственный и сверх-умственный. Он представляет собой попытку разума установить «схему», превосходящую умственные категории, обнажающую наивность и в конечном счете губительность чисто умственных конструкций, которые якобы рационализируют и систематизируют сложный мир человеческого опыта.

Как справедливо отмечает Фрай, «Романист видит зло и глупость как социальные болезни, но в менипповой сатире автор видит их как болезни ума, как своего рода безумное педантство»[998].