Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

– Иногда посмотришь вокруг, и становится страшно, – говорит Херб.

Джанетт окунает шарики попкорна в пищевой краситель, налитый в формочку для кекса – она помогает Дейви смастерить индейское ожерелье.

Дейви всего пять лет, но он прекрасно орудует иголкой и ниткой.

– Так не смотри, – говорит Джанетт. – На что ты смотришь?

– Я слушаю. Радио. Послушай сама!

Из приемника льется завывающий голос. Если прислушаться (хотя это необязательно), можно разобрать финальную тему из «Паяцев» Леонкавалло, на которую положен текст о мучениях разочарованного в жизни выпускника современной средней школы, и все сопровождается фортепианным тремоло в верхних октавах.

– Кто поет, как ты думаешь? – спрашивает Херб.

– Откуда же мне знать? – отвечает Джанетт слегка раздраженно. – Мало ли всяких «чьих-то братьев» и «каких-то трио»? Все они звучат на один лад.

– Нет, ты прислушайся! – настаивает Херб.

Джанетт откладывает попкорн и внимательно слушает.

– Это тот, с кривыми зубами и оловянными глазами, что мы позавчера видели по ящику?

– Нет! – торжественно провозглашает Херб. – Это Фаунтлерой, и зовут его Дебси. Имя мужское. Но, фактически, это девица.

– Да не может быть!

Джанетт прислушивается: голос поднимается на запредельную высоту и тонет в звуках фортепиано.

– А знаешь, ты прав, – говорит Джанетт.

– Я знаю, что я прав, и это меня пугает.

Херб захлопывает журнал, который читает.

– Тут, в журнале, Аль Капп – ты его знаешь, он карикатурист, – так он рассказывает, как определяет, кто в журнальных иллюстрациях мужчина, а кто женщина. Кто красивее – тот и мужчина. Я читаю, а тут это радио, где девица поет под мужика, который якобы поет под женщину.

– Ну, и что тебя пугает?

– Скоро начнем путаться, – отвечает он шутливо. – А если это будет продолжаться, начнутся мутации, и уже нельзя будет понять, кто мальчик, а кто – девочка.

– Глупости! Мутации так не происходят.

– Я понимаю! Но, если все пойдет, как идет сейчас, появятся двуполые люди, и никто этого не заметит.

– Ты преувеличиваешь опасность, Херб.

– Думаешь? А посмотри, сколько тому примеров! У тебя нет чувства, что мы становимся жертвами какой-то неведомой силы, которая хочет превратить мужчин в женщин, и наоборот? Посмотри на русских женщин! Нигде и никогда не проводились такие успешные эксперименты по превращению женщин в ломовых лошадей. А Китай? Там женщин выпустили из публичных домов, и теперь они по четырнадцать часов грузят уголь плечом к плечу со своими братьями. Вот – другая сторона пластинки, которую мы только что слушали по радио.

Джанетт берет шарик попкорна и опускает в краску.

– Ничего подобного, – говорит она. – Там, на другой стороне, «Звездная пыль».

– Ты сказал «Лора»?

Чарли посмотрел на потолок, переплетенный деревянными балками.

– Прости, – сказал он слабым голосом. – Наверное, я слишком долго обходился без сна.

– Кто это – Лора?

С помощью Филоса Чарли сел и посмотрел на вопрошавшего, сероглазого ледомца с каштановыми волосами, с сильными, но тонкими чертами лица и изысканно-странным рисунком губ, готовых в любой момент улыбнуться.

– Лора – это та, кого я любил, – просто ответил он – так, как сказал бы любой ледомец.

– А ты, должно быть, Саутин, – произнес он и вновь посмотрел на того, точнее – ту, что стояла рядом с Фрауром.

Она не спряталась за колонну, поддерживавшую балки, но осталась подле Фраура, застенчиво улыбаясь. Она была одета по-ледомски, в плащ с высоким воротником из биостатического материала, который облегал ее грудь, но спереди был обрезан, обнажая ноги, над сочленением которых виднелся шелковый спорран. Милое личико – не мальчишеское, но и не слишком красивое… Конечно же, это была не Лора, но волосы – точь-в-точь как у возлюбленной Чарли, которую тот оставил в далеком прошлом.

– Это Саутин, – сказал Филос. – Познакомься с ним.

– Почему ты называешь его «он»? – возмутился Чарли.

– Саутина? А как же иначе.

И тут до Чарли дошло – иначе и нельзя! Филос рассказал историю своего брака по-ледомски, и, говоря о Саутин, он использовал местоимение, которое в ледомском не относится ни к мужскому, ни к женскому роду. Но не относится и к среднему! Чарли сам виноват, что перевел это на английский как «он».

– У тебя волосы, как у Лауры, – сказал он девушке.

Она же, все еще стесняясь, произнесла: – Я рада, что ты пришел.

Чарли устал, но спать ему не дали – не было времени. Его покормили, и он смог только слегка отдохнуть, пока Фраур водил Филоса по своему горному убежищу, которое частью было скрыто под землей, частью выходило на кромку плато, и было недоступно для посторонних – если только у них не было крыльев. Позади находился лес, за ним – обширный луг, где Саутин, как сказал Фраур, подстрелила из лука оленя. Они ходили по дому и плакали, понимая, что видят его в последний раз. И именно в этот момент Чарли задал себе вопрос: а что с ними станет после того, как он заберет Саутин с собой? Разве то, что они делают, не есть измена Ледому? И какое наказание их ждет? Чарли не мог спросить – в ледомском не было слов для концепта «наказание».