Венец Государя

Мне не хотелось, но у него был такой измученный голос, что я невнятно сказала «да». Потом позвонил Карлос. Сначала он обрадовал меня известием, что нас пока не будут вызывать в местную полицию по поводу Линды, а потом предупредил:

– Катрин, не вздумай стоять в очереди за билетами в Чичен-Итце. Подойди к администратору и спроси Хуана Сильветера. Скажи, что от меня. Я ему уже звонил. Он проведет вас обоих без очереди.

– Почему все звонят тебе? – сварливо поинтересовался Вадим, жуя круассан. – Мой телефон молчит, как надгробный памятник. Я чувствую себя, как в пустыне. Как будто для цивилизации я умер, – и он с отвращением посмотрел на свой молчавший аппарат.

– Хочешь, поменяемся? – предложила я. – С удовольствием буду иметь немой телефон.

Два часа спустя набитый битком катер отчалил от острова Козумель и доставил нас на Плайя-дель-Кармен. Там мы арендовали маленькую «хондочку» и порулили к Чичен-Итце. Не помню, как так получилось, но незаметно наша мирная беседа перешла в нудную перебранку о «любови-моркови» и наших московские отношениях. Вадим возмущался, что женщины так много внимания уделяют выяснениям отношений.

– «Ты меня любишь?» – от этого вопроса меня тошнит, – заявил с отвращением Полонский. – Встречаются умные бабы, но и у них вопросы, как у подростков.

– Всякий человек, а тем более нежная женщина, хочет верности и любви, а не просто физического удов летворения плоти, – пробурчала я в ответ.

– Катя, людям свойственны простые действия, а ты мечтаешь в заоблачных далях. Люди хотят делать деньги, вкусно есть, сладко пить и общаться. В постели. Все просто. Не надо усложнять.

– Не надо, – согласилась я. – Можно и не усложнять. Но твоя формула жизни уж слишком прозаична. Людям свойственно испытывать любовные чувства не только к деньгам.

– А ты всю жизнь хочешь платье из лебяжьего пуха или тюля с зелеными бабочками?

– Розового тюля, – автоматически поправила я и усмехнулась. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет он помнил наш последний разговор?

Во времена нашей московской любви я увлекалась поэтами Серебряного века. Когда Вадим на вопрос, что я хочу получить на день рожденья, получил ответ «как Олечка Судейкина, платье из светло-голубого лебяжьего пуха или розового тюля, расшитое бабочками», он рассвирепел. Оказалось, что он не знал, кто такая Олечка Судейкина, и назвал нас обеих романтическими дурами. Я до сих пор помню, как Полонский покраснел и смутился, когда я не смогла сдержаться и, расхохотавшись в голос, объяснила ему, что Судейкина жила в начале двадцатого века, была замужем за поэтом-футуристом и он ей придумывал необыкновенные наряды, чтобы подчеркнуть ее красоту и эпатировать общество. В общем, что я пошутила.

– Ну и долго бы ты прожила с тем футуристом, если бы он носил тебе тюль и бабочек, не зарабатывая при этом презренного металла? – разъярился тогда Полонский.

Да, Вадим был прав, без презренного металла не прожить, но ведь хочется быть единственной для любимого мужчины. И романтизма хочется, и любви, а не просто плотских утех, обильно приправленных денежными купюрами. Ну разве нет?

– «И вздохнули духи, задрожали ресницы, зашептались тревожно шелка», – мечтательно процитировала я. – Красиво?

Вадим мученически закатил глаза:

– Это тоже твой футурист?

– Стыдно не знать Александра Блока.

– В твоем присутствии мне всегда хочется вытянуться «во фрунт», застегнуться на все пуговицы, не забыть нацепить дурацкий душащий «галстух» и изъясняться натурально французскими виршами.

– И что в этом плохого? – сухо поинтересовалась я.

– Может, и ничего плохого, но надоедает. И несовременно…

Серьезно увлекшись перебранкой, мы очень быстро доехали до археологических руин. Когда добрались ко входу в музей в Чичен-Итцу и воочию увидели отвратительно длиннющую очередь, то я оценила звонок Карлоса и предложенную им помощь. Очередь за билетами начиналась у скоростного шоссе и нескончаемой лентой змеилась далеко за горизонт. Когда же мы нашли Хуана Сильветера и он лихо провел нас за контрольный турникет, моя благодарность к Карлосу выросла в миллион раз.

Попрощавшись с волшебником Сильветером, мы пошли по направлению к Эль Кастильо и минут через пять увидели силуэт главной змеиной пирамиды.

– Она посвящена богу-змею Кукулькану. Его еще называли Кецалькоатлем. Бог Кецалькоатль всегда изображался со змеиной головой, – объяснила я Полонскому.

– На нее можно взобраться? – спросил Вадим, не слушая меня.

– Да, – ответила я. – Ты можешь, а я не полезу. Я в юбке.

Не обращая внимания на мои слова, Вадим потащил меня к пирамиде и сказал, что он полезет вслед за мной и никто мои прелести не увидит, кроме него одного, но ведь я не возражаю, правда?

Я возражала, и еще как возражала, но Вадим молча и решительно подпихнул меня к ступеням и мне ничего не оставалось делать, как шагать вверх.

Ступеньки были страшно скользкие и очень узкие. А еще неудобно высокие. Приходилось сначала ставить на ступеньку одну ногу, а потом другую. Попеременно ставить то левую, то правую ногу никак не удавалось.

– Ты знаешь высоту пирамиды? – пропыхтел сзади Вадим.