Венецианская блудница

Сначала они шли пешком, потом навстречу попалась одинокая гондола. Александра окликнула баркайоло. Андрей неловко полез в узкий, тесный гробик, сел там, напряженно, угрюмо.

Чем ближе подплывали к палаццо Анджольери, тем меньше уверенности оставалось и у Александры. Tеперь ей казалось, что ничего нельзя придумать хуже, как предстать перед Лоренцо об руку с человеком, только что ранившим его на дуэли – пусть легко, пусть оцарапавшим, но все-таки! Как воспримет Лоренцо весть о том, что все эти месяцы сперва терзал, потом любил, потом презирал и ненавидел женщину, ни в чем перед ним не повинную? Получалось, что он расчетливо терзал безвинную жертву, а каково осознавать такое человеку чести? Ой, кошмар! Александра судорожно вздохнула. Не лучше ли оставить все как есть, появиться перед Лоренцо одной, а потом как-нибудь тихонько вызнать, где заточена Лючия? Да, и все это время Андрей будет терзаться неизвестностью, Лючия – страхом смерти, а Лоренцо – недоверием? Нет уж, объяснений не миновать, и чем скорее, тем лучше. Только как бы к этому подступиться?..

Ну, ладно. Для начала – войти в дом.

Гондола причалила.

Князь Андрей соскочил на сырые мраморные плиты, подал руку Александре, и они несколько мгновений постояли, как испуганные дети, растерянно глядя друг на друга.

Дом был темен, и только три окна с краю фасада светились. Там кабинет Лоренцо. Значит, он не спит…

– Ну, что будем делать? – прошептали враз – и засмеялись, и как-то отлегло у обоих от сердца.

– Ох, я бы раньше всего переоделась, – вдруг сказала Александра, пытаясь уверить себя, что больше всего гнетет ее тяжесть перемазанных грязью юбок и сырой, гнилостный запах подземелья, чудилось, въевшийся в каждую складку.

Вот именно, переодеться, причесаться – предстать перед Лоренцо во всеоружии красоты и невинности!

И она повела князя Андрея не сразу в кабинет, а кружными коридорами – в свою опочивальню.

Слуги, конечно, все спали, да и ни к чему была сегодня чья-то сторонняя помощь, поэтому Александра усадила Извольского в темный угол, чтобы, не дай бог, его не заметил какой-то случайный взор, а сама пошла в гардеробную и стала перед распялками, придирчиво глядя на это множество шелка, атласа, бархата, парчи. Жаль, что безнадежно испорчено серое, серебристое, любимое. Вот странное совпадение! Второй раз Лючия входит в ее жизнь, и второй раз Александра теряет из-за нее любимое серое платье! Почему-то стало зябко от этого совпадения, и она поспешила собрать с себя шелк, в то же время летая взором по платьям. Хорошо бы взять с белым корсажем, шитым серебром, и с зеленой юбкой, оно идет Александре бесподобно, да где оно? Что-то не найти, разве что служанка взяла – пришить оборвавшуюся оборку. Ну да бог с ним, есть точно такого же фасона, только с синею юбкою. Оно еще и лучше.

Вытащив платье, Александра спустила к ногам прежнее. Чудилось, рубашка тоже отдавала затхлостью. Сменила и ее; плечи надушила, волосы. Распустила их, перевив жемчужными нитями, удивленная и раздосадованная тем, что не нашла головной сетки, унизанной бриллиантами. Потом спохватилась, что причесывается слишком долго, а Андрей там сидит один, места себе не находит. Уже пошла к двери, но вдруг заметила какое-то светлое пятно в углу. Подошла. Да это же ее платье. Ну да, лежит мокрой кучкой, и лужа с него натекла преизрядная. Лужа?!

Оглянулась. Другая светлая кучка лежит посреди гардеробной. Вот ее платье! А это… Господи Иисусе, это, насквозь мокрое, – чье?!

Александра завизжала так, что князь Андрей очутился с нею рядом в одно мгновение, словно не через дверь вбежал, а сквозь стену прорвался; схватил за руки, заглянул в помертвелое лицо:

– Что? Что с тобой?!

Александра сначала смотрела остановившимися глазами, потом немножко справилась с собой, но и теперь только и смогла, что повести глазами в угол и пробормотать:

– Tам… там…

Князь Андрей подошел, нагнулся к платью, брезгливо ковырнул носком башмака. И вдруг, подхватив мокрое, бросился на свет, к канделябру, что стоял посреди комнаты, на столе. Свет заиграл на сверкающем розовом шелке, и князь Андрей обратил к Александре точно такой же изумленный взор, как ее:

– Она?.. Она была здесь? Лю…

– Синьорина Лючия? – прервал гнусавый голос. – Вы здесь?

Александра обернулась, чувствуя, как замирает, падает сердце.

Чезаре! Все кончено… Чезаре!

Он поглядел на нее изумленно, потом увидел князя Андрея – и, чудилось, только провел рукой по поясу, а в ладони его уже опасно блеснул стилет.

– Синьор? – с угрожающей учтивостью промолвил Чезаре. – Не рановато ли еще для визитов? А вы, синьорина, как ухитрились очутиться здесь? Я же только что вас в кабинете…

И он осекся, и еще одна пара глаз приковалась к мокрому розовому шелку… и стилет выпал у Чезаре из рук.

Александра содрогнулась от звона. Мелькнула мысль, что теперь пора Извольскому схватиться за оружие, не дать Чезаре прийти в себя. А чем он так изумлен, скажите на милость?

Тут глаза итальянца обратились к Александре, и она поняла, что «изумление» – слишком малое название для того чувства, которое им овладело.

Он был потрясен!