Венецианская маска. Книга 2

Между ними за весь вечер состоялся лишь этот короткий диалог, но ни он, ни она не забыли эти слова. Все присутствующие уселись за большой стол, покрытый лучшей скатертью, на которой была выставлена лучшая посуда семьи Савони. Леонардо проявил себя пракрасным хозяином, гостеприимным, веселым, хлебосольным, звучало много тостов за здоровье Элены и Пьетро, кроме того, был произнесен особый тост за отсутствовавшего здесь Доменико. Говорили о французской оккупации, строили планы на будущее, хотя для этого не было особых оснований, о делах. Леонардо пел дифирамбы Мариэтте, которая своей идеей продавать музыкальные инструменты спасла лавку Савони от разорения. Рынок масок переживал страшный упадок — туристов больше не было, а это обстоятельство, равно как и декрет Бонапарта об отмене карнавала и запрете ношения масок, пустило почти всех торговцев ими по миру.

Для трех бывших воспитанниц Оспедале и Бьянки этот вечер стал своего рода обновлением прежних дружеских связей. Дружба их прошла через тяжелые испытания и, закалившись в них, стала еще крепче. Но у всех было по-разному. Адрианна, например, хоть была лишь отчасти затронута невзгодами, выпавшими на долю ее подруг, душой никогда себя от них не отделяла — их невзгоды были и ее невзгодами.

Каждый из детей приготовил Элене маленький подарок, и после пиршества все направились в гостиную, где подарки были торжественно представлены, стали раздаваться возгласы радости и восхищения. Ее обступили дети, желавшие объяснить, что изображает тот или иной предмет, или как вышивать вот эти узорчики, каким образом можно вырезать такой рисунок. Когда восторги улеглись, Леонардо сделал подношение Элене от лица взрослой части гостей. Выйдя на середину гостиной и церемонно поклонившись, он протянул ей плоский деревянный ящичек.

— Пусть это вернет в твою жизнь музыку и счастье!

Элена уже догадалась, что находится в этой коробочке. Откинув крышку, она увидела новую флейту. Все принялись аплодировать и наперебой упрашивать ее сыграть что-нибудь. Радостно улыбаясь, она поднесла инструмент к губам, изящные пальцы ее заплясали по отверстиям, и все узнали мелодию любимой песенки о Коломбине и тут же стали ей подпевать. Бьянка, которая пришла сюда со своим инструментом, ненадолго вышла и вскоре вернулась тоже с флейтой в руках и стала подыгрывать Элене.

Вечер выдался теплый, и на пути домой, сидя вместе с Пьетро в гондоле, Элена обмахивалась веером, подаренным Елизаветой; гондольер стал исполнять вдруг нечто странное: слова песни открыто осуждали теперешние чужеземные порядки, по которым вынуждена была жить теперь их Венеция.

Они вполголоса разговаривали, и Пьетро — вот уж воистину человек щедрый — предложил ей принять от него в дар дом где-нибудь на Рива делли Скьявонни, что позволило бы ей быть ближе к своим прежним друзьям из Оспедале делла Пиета, пообещав также весьма солидную сумму на ее содержание. Она была несказанно благодарна ему, поскольку он угадал ее желание как можно скорее распрощаться с палаццо Челано, который навсегда останется в ее памяти, как символ горя, ужаса, притеснений и унижения. Если она будет жить в новых условиях, то сможет брать с собой на концерты в оспедале и Елизавету.

Через незанавешенное окно Элена бросила печальный взгляд на палаццо Манунты, где она впервые увидела Марко. С тех пор ей не раз приходилось танцевать в его огромных залах. Теперь же этот дворец занимал какой-то испанский гранд. Сколько друзей из знатнейших фамилий покинули Венецию! Может быть, даже навсегда.

— Посмотрите, Элена! Видите вон там вдалеке эти корабли? — с горечью указал Пьетро на два больших судна под трехцветными французскими флагами и спешившие отовсюду к ним лодки, груженные самыми разными ценностями. — Скоро ведь вообще ничего не останется. Представляете, они сняли и увезли панель кисти Веронезе с потолка Большого зала во Дворце герцога, и монастырь Сан-Джорджио тоже был разграблен. Новый комендант-француз, который неделю назад вступил в должность, сменив своего предшественника, весьма педантично относится ко всему, что представляет собой более или менее значительную ценность. Он привез сюда с собой целую свору экспертов для оценки произведений искусства.

Элена лишь покачала головой. Что она могла сказать? Что вообще можно было сказать, если даже Буччинторо, великолепная баржа дожа Венеции, символ Империи, где Мариэтта пела на празднике Обручения с Морем, практически растаскивалась. От нее отдирали буквально куски, изукрашенные орнаментом, и сжигали средь бела дня прямо на площадях города, чтобы выплавить из них золото. Великолепное судно постепенно превращалось в пепел. Заключительным актом этой драмы явилось то, что французы на буксире подтянули все, что осталось от баржи, подальше в залив, по иронии судьбы как раз на то место, где дож некогда бросал в воду обручальное кольцо, и поставили ее там на якорь, превратив баржу в сторожевое судно.

— А вы не собираетесь сходить к этому вновь назначенному коменданту по делу Доменико? — спросила его Элена.