Венецианский эликсир

Он запатентует венецианское лекарство и будет импортировать его целыми бутылками из маленькой республики. Естественно, эти бутылки первым делом попадут на склад, где пройдут проверку качества после долгого путешествия. Их перельют в другие бутылки, на которые будут наклеены более честные этикетки с надписями «Ром» и «Бренди». Между тем сами венецианские бутылки будут наполнены нежным эликсиром, имеющим с Венецией столько же общего, сколько и Валентин.

Он должен мгновенно стать чрезвычайно популярным в Лондоне. Ибо Валентин будет продавать саму суть Венеции, мистерию востока, ароматный мрак ее аптекарских лавок, репутацию ее знаменитых докторов, расположение ее аристократов, имена которых будут отмечены на этикетках, загадочные глубины ее нефритовых вод. Вся тысяча лет ее славной истории будет закупорена в этих небольших бутылках. А Мимосина лежит рядом с ним, мягкая и сладкая, как молоко.

Вероятно, спит.

12

Облатки из тамариндов

Берем тамаринды, одну унцию; перетираем их в ступке с трагакантом, пропускаем через сито, растворяем сок испанского лакричника, две драхмы; смешиваем и делаем пастилки, такие же тонкие, как облатки; высушиваем в печи.

Очень милые, вкусные и полезные пастилки. Утоляют жажду, удаляют неприятный привкус при лихорадке.

— Ты возьмешь меня в жены, — говорит она, проснувшись на следующее утро. — Это станет для тебя величайшей радостью.

— Эй, подожди немного, — лепечет Валентин.

— Да, я брошу труппу, ты заключишь меня в объятия, и мы будем жить в твоем большом доме, где нас никто не найдет.

Она широко улыбается, словно мать, давшая ребенку шоколадку, которую тот не заслужил. Она звенит колокольчиком, призывая служанку Тэбби Рант. За дверью мгновенно слышится чихание. Как Валентин и предполагал, девушка постоянно подслушивает, не считая его достойной партией для госпожи.

Валентин, заикаясь, говорит:

— Все не так просто.

Он задумчиво гладит ее по щеке.

Она не намерена это терпеть. Повернувшись, она сверкает глазами. Тэбби Рант входит в комнату, держа в руках большой серебряный поднос. Бросив взгляд на хозяйку, она пятится к двери, смерив Валентина холодным, как северный ветер, взглядом.

— Значит, ты все-таки меня не любишь? — шепчет актриса.

— Конечно, я…

— Для тебя это проходная интрижка, не настоящая любовь, которая бывает лишь раз в жизни, как для меня? Я все время считала, что наши сердца вступили в союз любви.

Черт. Это правда. Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю, люблю.

Но он не говорит этого вслух. Она выбирается из постели и начинает быстро одеваться. Валентин хмурится.

На этот раз он позволяет ей уйти. Сейчас у него нет ресурсов для того, чтобы восстановить мир в их отношениях. Когда она удаляется в будуар, он тихо одевается и покидает ее комнаты, медленно спускаясь по лестнице, на которой до сих пор лежат газеты.

Валентин заставляет себя взять руку Певенш, уже переставшей носить траурное платье, в котором она выглядела чрезвычайно бледной. За это время она немного пополнела, и это ей совсем не к лицу. Они вместе бросили первый ком земли в яму, которая должна была поглотить их отца. Он озабоченно смотрел ей в лицо, в глаза, которые не проронили ни слезинки. Ей лучше было бы поплакать, взяв пример с женщин, стоявших вокруг. Неузнаваемые под черными вуалями, они хнычут и шмыгают носом, эти мимолетные увлечения Тома. Он видит, как Певенш раскрывает рот, увидев этих женщин, и быстро отвлекает ее внимание, пока она не закатила еще больший скандал, чем в чайхане.

— Бросай букет, дорогая.

Она открепляет его от своего пояса и швыряет в могилу, добавляя:

— Пока, папа. Надеюсь, что ты отправишься на небеса.

Люди, услышавшие ее слова, начинают перешептываться, передавая их дальше. Валентин привлекает девочку к себе и шепчет на ухо:

— Конечно, малышка. Куда же ему еще попасть?

Он видит, что она готова ответить на этот вопрос, и тут же, в отчаянной попытке помешать ей, затягивает какую-то поминальную песнь, которую с радостью подхватывают набожные товарищи Валентина. Между тем Певенш наблюдает, как люди передают друг другу небольшие бутылочки.

— Они скоро перепьются все! — громко восклицает она, перебивая пение. — Они не смогут нормально есть на поминках. Стоило готовиться!

Когда песня замирает, присутствующие кивают, словно бы удовлетворившись пением, и постепенно начинают расходиться, оставляя Валентина и Певенш на краю могилы. Они стоят и молча смотрят на влажную землю. Свежий ветер шевелит ветви нескольких деревьев, которые еще не успели стать жертвами прогресса на Бенксайде. Запах глины бьет в нос, но в маленьких глазах девочки не видно слез.

Певенш говорит:

— Ну, с ним покончено.