Венецианский эликсир

Золотой сироп

Берем пинту вина; мятую гвоздику, полдрахмы; мелко порезанный шафран, полскрупула; замочить на ночь в ванне; к процеженной жидкости добавить настойку шалфея (облагороженную амброй), пол-унции; настойку лаванды, одну драхму; сироп левкоя, полторы унции; сок кермеса, процеженный, пол-унции; три листа сусального золота; смешать.

Очень богатое, приятное средство для стимуляции работы сердца.

Утро — золотое время. Так однажды сказал один прусский министр, поспешно выбираясь из моей постели, успев раскрыть мне уйму государственных секретов.

На протяжении всех лет, прошедших после моего побега из монастыря, я была постоянно занята по утрам, зарабатывая золото, занимаясь написанием писем, которые оплачивали то, что мои покровители называли свободой.

Вечером я работала актрисой, а ночью шлюхой. Только по утрам я занималась своим основным делом, а именно доносила добытые сведения Совету десяти и инквизиции Венеции.

На следующий день после того памятного разговора меня передали на попечение Джакомо Маззиолини. Если бы я знала, что эта рептилия станет моим единственным постоянным спутником в последующие шестнадцать лет, я бы закричала, что эта сделка слишком несправедлива и пусть меня лучше вздернут, чем я буду медленно умирать в его цепких лапах.

Меня заперли в апартаментах. Я видела внешний мир разве что сквозь ставни на окне. Так было до тех пор, пока я не изучила досконально те науки, которые были необходимы для моей работы. Ко мне приставили учителей немецкого, французского, русского и английского языков. Я работала с ними с рассвета до полудня, потом мы снова встречались вечером для закрепления материала. Разговор за романтическим ужином требует знания специального набора слов для флирта и лести. Им я и училась. Также я изучала блюда и напитки, необходимые для соблазнения, их самое эффективное сочетание. Спустя четыре месяца я достаточно бегло разговаривала на всех четырех языках, чтобы выполнять положенные на меня обязанности, как на сцене, так и в интимной обстановке.

В то же время две престарелые актрисы занимались со мной днем, передавая мне все знания и умения, которыми владели. Когда они закончили работать со мной, я умела разыграть любую человеческую эмоцию. Те сцены, которые я устраивала родителям и которые в конце концов вынудили их спровадить меня в монастырь, в моей новой жизни дали мне некоторое преимущество. Я научила свои глаза плакать, а рот целовать. Теперь, под чутким руководством этих раскрашенных суровых женщин, я уже умела издавать крики удовольствия, которые желает услышать любой мужчина. Когда я хорошо играла, актрисы не аплодировали. Они закрывали глаза, и их морщинистые губы растягивались в подобии улыбки.

Я научилась танцевать не только скромные па, принятые на балах, но и дикие пляски простолюдинов. Я узнала, как надо отвечать на мощный зов оркестра, когда он движется по сцене, притягивая меня к рампе, где ритм буквально хватает меня за лодыжки.

Теперь это была моя жизнь — глупая пляска, которая никогда не кончалась.

Когда я овладела всем, чему меня учили, меня отправили в труппу.

Сначала мне давали небольшие роли, чтобы посмотреть, как я справлюсь. Позднее заметили, что лучше всего я могу проявить себя в двухактных пьесах, легких и не утомительных, словно порыв ветра. Я впервые сыграла ведущую роль и сорвала овации.

Во время репетиций мои наниматели приказали мне соблазнить актера, игравшего Панкрацио. Эусебио Пелличиони был легкой добычей. Он стал моим через день. Я к нему ничего не чувствовала и знала, что он отвечает мне взаимностью. Его тянуло ко мне лишь слабое половое влечение. Я вела себя с ним так же, как и с моим возлюбленным. Я впервые была с другим мужчиной. Я от этого не умерла. Я ничего не чувствовала — ни радости, ни печали. Возможно, мне это понравилось больше, чем танцы.

После этого все мужчины казались мне одинаковыми.

Будь я на сцене или в покоях какого-нибудь графа, исполнение любви было одним и тем же. Я имитировала восторг с точностью, которой позавидовала бы сама природа. Я владела навыками, выполняла свою работу тщательно и хладнокровно. Я была изобретательна и бесстыдна. Никогда мне в голову не приходила мысль, что я могу снова забеременеть. Я решила, что краниокласт устранил подобную возможность. Когда я видела других женщин с детьми, я отворачивалась.