Венгерская рапсодия

– Нет, думаю, жестоко было бы сказать тебе что-то грубое типа: «Я бы хотела смотреть, как ты дергаешь свой твердый член, пока не кончишь на себя», – я снова замолчала, но на этот раз не для того, чтобы считать его эмоции, – думаю, сейчас я хочу усилить драматический эффект. – Или пока не кончишь на меня, потому что, знаешь, тебе стоит только попросить. Я бы сняла ночнушку, и ты смог бы просто… кончить мне на сиськи.

Он издает следующий звук:

– Оу.

Но больше никакого сопротивления. По-моему, он вообще про него забыл, где-то между словами кончить и сиськи.

– Или мне в рот. Ты это предпочитаешь? Предпочитаешь давать ей в рот, а когда она уже почти перестанет справляться, спуститься ниже.

– Хватит! Пожалуйста… замолчи на секунду. Я не могу… Я не… ты правда хочешь все это сделать?

Конечно, теперь я осознавала, что дразнила его. Эти слова служат для провокации, а видит бог, его реакция очень заметна. Настолько, что именно он делает все конкретным, хотя делает это через призму недоверия. Он не верит, что я на самом деле предлагаю то, о чем говорю, а кроме того…

Я не верю, что действительно этого хочу.

– Это зависит от…

– От чего?

– От того, хочешь ты меня или нет.

На этот раз его глаза не закрылись, скорее он зажмурился. Как будто я его ударила, но чем дольше это длится, тем больше мне кажется, что эти удары его не ранят. Возможно, они заставляют его слегка потеть, и, безусловно, ему некомфортно… но ведь это не то же самое.

Мне некомфортно, и все, что я могу сказать об этом чувстве, так это то, что от него у меня между ног становится горячо и влажно. Мой клитор набух и почти трепетал, и не думаю, чтобы это было только из-за сказанных непристойностей.

– Мэллори, – говорит он, словно собираясь озвучить мой смертный приговор.

Хотя, вообще-то, когда он договорил, было больше похоже, что это приговор ему самому.

– Мне правда нелегко было бы такое делать.

– Я бы ни за что не догадалась.

Ну, серьезно, ему что, кажется, что это открытие меня поразит?

– Нет, я имею в виду… я имею в виду, что я пришел сюда в полночь, и я все еще в том состоянии, в котором был тогда.

Ладно-ладно, может, он и поразил меня немного. Но только в том случае, если я правильно его понимаю, в чем сомневаюсь. Никто не смог бы мастурбировать два часа, и чтобы это ничем не закончилось.

Никто.

– Мне это кажется почти невозможным, чтобы… знаешь… – он останавливается и закатывает глаза; в окончании фразы звучат одновременно печаль и злость, – … быть нормальным.

– Ты мастурбировал с двенадцати часов и не испытал оргазма?

Не могу даже притвориться, что это вопрос, а не выражение недоверия, от которого у меня, по-моему, бровь поднялась до самых волос.

– То есть… ты серьезно? Серьезно?

– Да.

– Ты точно знаешь, как это делается? Ты не можешь кончить, натирая коленную чашечку, так, для справки?

– Да, спасибо за информацию. Мне не стало хуже из-за моих очевидных сексуальных проблем, совсем.

– Арти, не думаю, чтобы у тебя были какие-то проблемы, – говорю я, но это тупик.

Казалось, его взгляд способен краску со стен снять, таким он был наполнен испепеляющим презрением.

– Ладно, если только небольшие. Но если ты так легко возбуждаешься, ты можешь так же легко кончить. Думаю, тебе просто нужно расслабиться.

– Так легко, потому что я нахожу тебя невероятно… притягательной.

Как сказать ему, что от этих слов мое сердце забилось реже? Потому что, разумеется, я знаю, что он имеет в виду. Он имеет в виду то, что не может произнести: возбуждающей и сексуальной, и что-то еще… что-то, что делает его взгляд такими мягким.

– Интересный способ об этом сказать.

– Другого у меня нет. Я смотрю на тебя, слушаю тебя, и это происходит.

Эти нерегулярные удары становятся еще реже, отдаваясь в моем влажном влагалище. Я уже такая мокрая, что практически могу услышать это при движении. Оно уже не просто покрывает промежность, но и разливается по всем губам, превращаясь в одну липкую, скользкую смесь.

И причиной этому среди всех людей Земли стал именно Арти Картер.

– Тогда, может, мне продолжать говорить, пока не произойдет нечто большее? – предлагаю я, и, хотя он качает головой и, возможно, отвечает нет, все в порядке, теперь я знаю, чего он на самом деле хочет.

– Твоя рука сейчас на члене? – спрашиваю я, и он слегка от меня уклоняется.

Целая вечность проходит, прежде чем мне удается что-то из него вытащить, потом снова избегает моего взгляда.

– Вроде того.

– У тебя стоит?

Однако теперь его взгляд прикован ко мне.

– Ты шутишь? Я могу почти всю тебя рассмотреть через эту ночнушку, Мэллори.

Моя немедленная реакция – закрыть руками самые заветные места, но, разумеется, я этого не делаю. Я не могу. Я должна вести в этом танце, даже когда понятия не имею, что я вообще делаю.

– И тебе это нравится? – спрашиваю я, но не жду ответа.

Вижу, что он подбирает слова, что-то типа шутишь? Но хочу это пропустить.

– Хочешь увидеть больше?

Он издает звук, который даже на слово не похож.

– Хочешь увидеть мои сиськи?