Чехословацкая венгерская новелла
Прежде чем болото провинции навсегда проглотило Вига, единственным, что он поведал своим однокурсникам, было следующее: ассистент профессора и на этот раз вызвал его к себе вовсе не для того, чтобы выпить на брудершафт. Никто и никогда не уличал Вига во лжи, и, как большинство робких мужчин женственного склада, он был возмутительно порядочным и добросовестным, а жизнь так и не научила его понимать шутки. То, что помощник профессора чуть ли не до слёз расчувствовался, когда выложил ему свой литературоведческий секрет, Виг не предал огласке, он никак не мог понять, как можно так долго молчать о чём-то, что, дескать, «великолепно», «блестяще» и «неповторимо» и о чём только помощник профессора, один во всём мире, имеет смутное представление. Но Виг простил ему это. Тот, кто живёт на зарплату, вынужден мыслить прагматично и принимать во внимание конечную выгоду.
Ассистент профессора впервые открыл свой секрет незнакомому человеку, но всё же, хотя чуть не расплакался, обошёлся без длинного предисловия.
— Я бы хотел, чтобы Вы писали дипломную работу у меня, — неожиданно перешёл он к делу.
Виг едва кивнул головой — противиться такому желанию не рекомендуется.
— Я многие годы ищу подходящего для этой темы человека. Вы будете писать свою дипломную работу об Имре Палле.
Примерный студент Виг не отказался бы даже в том случае, если бы преподаватель поручил ему геологический анализ могил выдающихся поэтов. И всё же он преодолел свою робость и спросил:
— Кто такой Имре Палл?
— Он был величайшим венгерским поэтом в Чехословакии, — сказал преподаватель, повысив голос.
Виг вздрогнул, а преподаватель, заметив, что пробудил в студенте дух сомнения, начал нетерпеливо размахивать руками и дергать полами расстегнутой брезентовой куртки, словно альбатрос Бодлера.
— Вы никогда не слышали этого имени, верно?
— Не слышал, — признался молодой человек.
— Не удивительно. Наверное, я единственный человек, если не считать одного-двух ещё живых родственников, кто помнит стихи Имре Палла. После войны Имре Палл бесследно исчез. Его стихи никогда не публиковались, он показывал их только некоторым друзьям. Я хотел бы, чтобы Вы отправились в город, где этот великий поэт жил и творил.
На следующее утро Виг собрал вещи и отправился в провинциальный городок. Никогда студент ещё не бывал в таком невзрачном и пустынном месте. Восьмидесятипятилетняя двоюродная сестра замечательного поэта была еще жива и с готовностью предоставила себя в распоряжение студента. «О, отшельник, — сказала дама с вуалью, — я много о нём думаю, я очень его любила». «Отшельник — это было прозвище Имре Палла», — отчитался Виг преподавателю о своей поездке через несколько дней. Поэт снимал комнату в одном из самых старых домов города, окна которого выходили на католическую церковь и приходскую канцелярию. Этот дом и сейчас находится на том же самом месте. Когда-то Имре Палла посещало множество людей, большей частью сливки общества, городская интеллигенция: врачи, чиновники, учителя гимназий. Затем эти знакомства оборвались так же быстро, как и завязались. А ведь Имре Палл был общительным человеком, обладал изысканными манерами и хорошим чувством юмора. В философии, математике и истории он разбирался лучше своих друзей, на французском, немецком читал и говорил так же хорошо, как и на родном языке. Он выписывал иностранные журналы, разбирался в литературе и музыке.
И вопреки этому он скорее скрывал свою образованность, нежели кичился ею. По мнению пожилой дамы, он был человеком до наивности порядочным и по этой самой причине жил исключительно духовными наслаждениями, не утолял великую жажду знаний вином, распутством или картами и знал людей настолько плохо, что казалось, будто всю свою юность Палл провёл в монастыре. Он часто бывал в обществе, но популярности так и не снискал; его аристократизм, лишенный свободной и вульгарной непринужденности, остужал окружающую атмосферу — как если бы переодетый работник налоговой службы неожиданно объявился среди самозабвенно развлекающихся комедиантов, понимая, что сейчас он не на службе, но утром следующего дня все увиденное будет внимательно, с неподкупной строгостью изучено чиновником, пусть и без особого желания. «И к чему весь этот ум и образование? — воскликнула двоюродная сестра Имре Палла, — он забыл о том, что даже самые светлые и яркие умы пробиваются в люди из грязи». Забыл, что чем выше взлетишь, тем больнее падать. Забыл, что всё чистое, аристократическое и безупречное через какое-то время начинает тяготить обычного человека. Поэтому приходится доказывать, что собор построен из грязи, яркий свет — сплошной мошеннический обман, сверкающая красотой одежда, подобранная по вкусу, прикрывает изъеденное струпьями тело, а из уст, произносящих красивые, чистые и простые речи, распространяется зловонное дыхание.