Венгрия за границами Венгрии

На суде, конечно, была доказана невиновность Имре Палла. Но напрасно его обеляли, белоснежным он не стал. Перед дачей показаний у мальчика случился приступ эпилепсии, после которого он играл свою роль так искусственно и неумело, что самого главного, а именно убедительности, ему и не хватало. Но во время перекрёстного допроса, проводимого адвокатом, Имре Палл скис. Конечно, к тому времени вся семья Паллов принялась улаживать его дела. Они пустили в ход все средства, не столько ради прекрасных глаз Имре Палла, сколько ради защиты чести собственного рода. Позже такое усердие и заступничество олигархической родни Палла вызвало неприязнь. Паллы вели себя так высокомерно, будто злились на весь город, будто это подлое дело организовали не два бездельника, а все горожане, и поэтому надо было прогневаться и покарать всех, кто не входил в круг родственников и друзей. Даже спустя годы взаимные обиды и недоразумения нет-нет да и давали о себе знать, пока зачинщики не получили заслуженную долю презрения — ровно столько, сколько полагается за скверный розыгрыш, безвкусную проделку криворукого шутника. «Впрочем, в конце концов, все уладилось, как это и бывает в таких случаях», — сказала пожилая дама. Конечно, никакая справедливость или какое-нибудь объективное высшее правосудие полностью не восторжествовали, но, как и бывает в жизни, справедливость и несправедливость уравновесили друг друга.

Единственным, кто пострадал по-настоящему, остался Имре Палл. Честь поэта хоть и осталась незапятнаной, от тени подозрения избавиться он так и не смог. Враги его достигли цели, ради которой замышляли заговор, пусть и не до конца. Им пришлось довольствоваться малым. «Но и этого оказалось как раз-таки достаточно для того, чтобы, говоря спортивным языком, Имре Палл из главного состава попал на скамейку запасных», — сообщил Виг научному руководителю. С того случая двери гостиных перед поэтом стали открывать уже не так охотно. Возможно, люди боялись за свою репутацию или же поступали так из гордости, чувствовали, что для восстановления старой дружбы надо бы попросить у Имре Палла прощения. А он, в свою очередь, все больше замыкался в книгах — даже на улицу выходил с неохотой: знакомые перешептывались за его спиной, а когда он с ними здоровался, странно на него смотрели. Не злобно, не гневно, а каким-то необъяснимым взглядом, в котором отвращение явно сочетается с сознанием собственной вины.

Но за этой сдержанностью скрывалось и иное. Считавшаяся надменной и обидчивой семья Паллов небезосновательно обвиняла город в двуличии. Когда стало известно о суде, клевету в отношении Имре Палла почти все приняли на веру. Когда же суд вынес оправдательный приговор, никто из публики возмущаться не начал, но с одобрением не выступил, в зале просто наступила гробовая тишина. И это не была тишина, вызванная душевным потрясением или нечистой совестью, это была тишина разочарования. Город хотел видеть Имре Палла виновным и желал открыто его порицать. Надо было втоптать поэта в грязь, чтобы потом не пришлось преклонять голову перед его образованностью и отмахиваться от его мнения, всего лишь пожав плечами.

Спустя годы — тогда воспоминания о скандале уже поблекли — Имре Палл ещё раз повстречался с той женщиной. Немцы уже вступили на территорию страны, и линия фронта приближалась. Где-то на окраине города раздавали хлеб, Имре Палл со своим подчинённым следили за порядком, и однажды он мельком увидел эту женщину в компании двух других пьяных шлюх, которых сопровождали два жандарма. Их взгляды встретились. «Такая встреча в жизни никогда не случайна», — решительно заявила рассказчица. На этот раз старая карга погрозила Имре Паллу кулаком. Сделать это её заставила та же самая ненависть, что и десять лет назад. По прошествии стольких лет, Имре Палл понял: за действиями женщины стояло стремление отомстить ему за грехи, которых он никогда не совершал, просто он так одевается, так говорит, посещает такие места и общается с такими людьми, которые, по мнению этой женщины, во всем виноваты: они родились под счастливой звездой, они богаты, надменны, лицемерно раздают милости и занимаются благотворительностью. И две другие шлюхи тоже подняли кулаки. «Педик! — выкрикнула женщина в сторону Имре Палла, — смотри у меня, скоро наступит наш мир!» Тем же вечером Имре Палл собрал чемоданы и покинул город. Больше его никто не видел.

— А стихи? — поинтересовался Виг.

— Стихи?.. — задумалась пожилая дама. — А, да, припоминаю, стихи он тоже когда-то писал. Возможно, что-нибудь и сохранилось, я поищу… Он писал странные, непонятные стихи. Но они могли затеряться. Я уже давно не читаю стихи.