Верь, бойся, проси…

На удивление, за дверью с солидным навесным замком обнаружилось вполне чистое, прибранное жилое помещение в два разделённых меж собой занавеской кубрика. Наверняка Боцмана посещала женщина, по всему чувствовалась женская рука, вряд ли из ничего создать уютное жилище смог бы этот опустившийся абориген.

А абориген, меж тем, довольно быстро сварганил импровизированный стол, положив на два стула кусок фанеры, на фанеру пару стаканов, банку солёных огурцов, вилку, ложку.

«Прогулка пошла на пользу, объект почти в адеквате, можно и поговорить…» — закончив беглый осмотр жилища, подумал Хана, ставя, наконец-то, бутыль на стол. Боцман чинно уже сидел на кушетке, гостю же предназначался рыжий табурет.

— Эй, Флоцман! Лосось перепончатый! Ну-ка выйди сюда!

С улицы раздался удар в бревенчатую стену рядом с окном, задребезжало покатившееся ведро, и раздался здоровый гогот. Боцман затравленно оглянулся вокруг, вил поблизости не было. Хана наклонил голову вбок, прислушиваясь, рука замерла на полпути, вытягивая из рюкзака бутылку пива.

— Слышь ты, морда еврейская, щас ведро на тебя оденем! Выходи, падаль!

И опять дребезг ведра об брёвна. Герман вспомнил — точно, какое-то ржавое ведро стояло на лавке у окна. Некстати стояло, теперь вот жить мешает людям хорошим. Грохочет постоянно, нервирует, понимаешь, вон и Боцман побледнел. Уже направляясь к выходу с бутылкой пива в руках, спросил для подбодрения слабого звена: «Ты что, действительно, еврей?».

— Наполовину… по отцу, — опустил голову жертва дружбы народов.

Покачав головой в знак удивления, Герман вышел наружу. Даже наполовину евреев таких не бывает, этот, наверное, единственный на всю Россию, уникум, надо сберечь. Будет чем потомков удивлять.

Снаружи стояли двое, под градусом, но небольшим, так для куража. Один — парниша крепкий, другой — ростом повыше, но в целом дуэт так себе, публика опасная для пьяных и связанных.

— Здравствуйте, соотечественники, — Герман Валерьевич был исключительно вежлив, — чем обязаны столь высокочтимому визиту?

Крепыш лениво отделился от стоящего перед воротами столба с подвешенным куском рельса. Когда-то, видимо, это сооружение служило набатом и местом сбора для селян, «теперича» же, говоря местным языком, его подпирают всякие некультурные личности, мешающие отдыхать нормальным пацанам.

Буквально тут же Герман внутренне напружинился, чуйка унюхала несоответствие персонажей с ландшафтом и их поведением. Эти ребята не были удивлены его выходу, и хотя на бис орали Боцмана, явно ожидали не местного доходягу, которого и вызывать не надо. Вошли, пинком открыли дверь, без всяких там реприз и все дела! Скорее всего, его выпасли, пока пылили они через всю деревню.

Цель отчётлива, фраера приезжего развести на бабки — благое дело. Вот только эти двое не вписываются никак в этот сценарий, ни крепыш этот краснолицый, ни второй похожий на механизатора. Роль глотов у них ёще прокатит, но не на каждого, на человека повидавшего всякого-разного, вряд ли. Должен быть режиссер, организатор.

Краснолицый встал напротив, сплюнул. Как примитивно!

— Культурные люди не плюются у чужих домов. Вы же не приматы какие-нибудь? Неужели вас не учили хорошим манерам где-нибудь в Англии? Или в Лиссабоне?

Здоровяк опешил было, потом заподозрил наличие усмешки, это над ними-то! Всеми уважаемыми людьми, местными к тому же! Заслужил этот пришлый наказания, верное дело, и это решено! На приезжего наглеца он устремился в атаку, сжав крепкие кулаки. Вторым эшелоном стал надвигаться и более рослый товарищ с железкой в руке.

— Щас, кулёк, мы тебя раскатаем! Пузыриться тута вздумал?! Да мы с Витьком из тебя анчоусов надавим! Под откос пустим, вдребезги…

Вежливый Герман Валерьевич решил, пора заканчивать с прелюдией, и материализовался Хана. Вполне вовремя, здоровяк уже в метре, уже примерился провести приём «а ля на калган». Руки здоровенные по-крабьи расщеперил, сам ощерился, игуанодон ужасный! Ну, валяй! Ждём-с, конечно, с полным нашим радушием!

Чиркнула бутылка по косяку, отлетела пивная пробка, ринулась пена на свободу, как из огнетушителя, и обдала душевно напротив стоящего джентльмена щедро очень.

Ну, не зря же Хана потряхиванием копил потенциальную энергию, а потом просто направил её на нужный объект и всё! Полный абгемахт. Отшатнулся с руганью неприличной крепыш, угрозы посыпались, но какие-то не страшные. Ну, посудите сами, стоит мужик в мокрых штанах, хлюпает носом, край рубахи выжимает. Напарник его приблизился вкрадчиво, но увидел взятую грамотно, за горлышко, пустую бутылку, рукой жилистой и, видимо, имевший представление о «розочке», активности не проявил.

— Но нас сознанию учили в лагерях, и я сдержался, даже шабера не вынул…  — промурлыкал себе под нос в ля миноре Хана.

Приходилось ему и на гитаре играть, и под гитару спивать, всякое бывало.

— Слышь ты! Орангутанг с мозгами бабочки…  — обратился было к «отсыревшему» Хана, выйдя из образа интеллигента, да проснувшийся в нём «бывалый» засигналил об опасности параллельно с оберегом.