Миновали последние дома деревни, прошли рощу и бывший детдом у огромного пруда, который, судя по тому, как заросло всё здесь, уже много лет пустовал. От пруда доносилось кряканье уток, гогот гусей. Они свернули на малозаметную тропинку уже другой рощицы, звуки постепенно затихли вдали, подступила тишина, даже птиц не было слышно.
Наконец, выйдя на проплешину меж деревьев, Красный махнул на возвышавшуюся недалёко горушку рукой и произнёс вполголоса: «Тебе туда, на пригорок. Это и есть Кордон. Оттуда и крышу дома увидишь, он и есть, а я пошёл…».
Повернулся, бодро так зашагал было обратно, но тут же остановился и спросил: «Слышь, залётный, ты какой веры будешь?».
— Да никакой, — после минутного раздумья честно ответил Хана.
— Ну, так я и понял. Да, напоследок, если Лихо сидит, лучше не ходи. Если висит себе пугалом, это легче. Ну, всё, исчезаю, — и Красный засеменил очень быстро по тропке. К жизни, к людям, к природным звукам, к родимой деревне.
Герман проводил его глазами, остановился и стал проверять готовность. Так, меток на месте, в заплечнике порядок, в карманах тоже. Посмотрел на оберег — тот вёл себя спокойно, значит, нет никакой опасности, и, кивнув сам себе, двинулся, насвистывая «У павильона вина-воды…», прямиком на пригорок. Пройдя примерно с километр, миновав то ли поле, то ли не пойми чего и, подойдя, наконец, к искомому дому, он остановился и перевёл дух. Никаких пугал не видно, никто не пугает, оберег спокоен. Шест, правда, вкопанный с каким-то тряпьём, он увидел. Возможно, от ворон или воров про себя усмехнулся доблестный идальго Герман. Видно, Красный красненького перебрал анадысь, вот и сказ весь. РУБЕЖ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Поднявшись по ступенькам на некрашеное крыльцо, Герман громко постучал, подождал немного и, толкнув дверь, вошёл в дом. Примерно зная расположение комнат в деревенских домах, гостил ведь у бабки в детстве не одно лето, легко нашел горницу.
На приветствие никто не ответил, лишь рыжий кот спрыгнул с лавки, где до этого, свернувшись клубком, мирно дремал, оглядел внезапного гостя и тихо куда-то исчез.
— «До Чела ему, как аквалангисту в пустыне до воды. Мой котяра, Чел!»
Хана с гордостью представил своего питомца, потом с улыбкой вспомнил как на прощание обьяснял куну и Маньяку про свой отъезд, обещал побыстрее закончить дела, а их просил не скучать. Дуэт сидел и слушал с полным пониманием, по-взрослому.
Так, ну да ладно, но где же хозяева? Судя по всему, жильё обитаемо, вон и печка есть, цветы на подоконниках, занавески.
Он огляделся, не спеша снял заплечник, сел на лавку у окна. Выхода нет, надо ждать хозяев, рано или поздно придут, а тут и мы с «приплытьицем, здрасте»!
Через полчаса томительного ожидания гость незваный решил встать, размяться перед домом, пройтись туда-сюда, но перед выходом надумал заглянуть в другую комнату, присмотреться более внимательно. Когда вошёл, кинул беглый взгляд там-сям, убедился, хозяев нет, и опять уселся ждать, как девка на посиделках. Дело в том, что кольнуло его нечто на уровне подсознания, да он внимания не обратил. Нет, надо подумать и понять!
Точно! Вот оно, что кольнуло. Над высоким старинным комодом висела огромная задрапированная чёрным материалом с кроваво-красной каймой по краям картина или зеркало. Угадывалась местами проступавшая под материей резная рама. Страшно, но интересно!
— «А, семь бед, один срок!» — махнул на себя рукой Хана и, подойдя к комоду вплотную, приподнявшись на носки, отодвинул драпировку. Это была старинная картина, портрет! Вне всякого сомнения, в глаза сразу бросалось одно — высочайшее мастерство вело кистью неизвестного, скорее всего, средневекового художника. Но ошеломило его не это! С картины на него смотрела… бабушка Фаля!
Герман даже попятился от такого сюрприза! Он, бывалый и видевший немало, привык считать, что в этом мире ничто не ковырнёт его душу так потрясающе, как то ощущение, какое пронзило сейчас. Сказать прямо, ему было не по себе, и, если бы не пообещал Елене свет Олеговне разыскать да разузнать, он сделал бы ноги отсюда, не задумываясь.