Орис словила взгляд Марбла, полный сострадания и странного сочетания радости и грусти. Рад, что жива, печален, что в таком состоянии, поняла она. Орис взглядом попыталась заставить брата произнести вслух интересующий её вопрос. Увы, как выяснилось, мысли друг друга они не читали. Что ж, оставалось лишь отложить вопросы на тот час, когда она сможет говорить – их начинало скапливаться уже значительное количество. Она болезненно прикрыла глаз.
– Отдохни, сестрёнка, – подал голос Марбл. Он осторожно погладил её по ладони кончиками пальцев, боясь причинить новую боль. Орис безэмоционально посмотрела на него.
– Отдыхать рано, – тоном, не терпящим возражений, отчеканила Паучиха. – Нам сейчас же нужно проверить состояние её памяти. Быть может, что-то мы сможем спасти. Я не заставляю вас говорить, но прошу моргать единожды в знак согласия и дважды – в знак отрицания. Вы поняли?
Орис медленно опустила веко. Оно было опухшим, болезненным и едва ли двигалось, но Паучиха смогла разглядеть это движение. На Орис напало всепоглощающее равнодушие. Если ведьма хочет – пусть спрашивает. Она потерпит очередную боль, если это требуется.
Марбл, однако, считал иначе.
– Зачем её мучить? – возмутился он. – Вы же можете влезать людям в голову, так посмотрите то, что вам нужно, а Орис оставьте!
Ведьма посмотрела на него со смесью раздражения и усталости, и брат тут же осёкся.
– Влезать в головы людям – непростое занятие, особенно если в этих головах в настоящий момент творится полная сумятица. Я не собираюсь ухватывать десятки случайных мыслей, которые девушка наверняка не желает показывать каждому встречному. Итак, – она обратила взор на Орис. – Вы помните своё имя?
Она помнила. Конечно, если бы брат не упомянул его, она могла бы и не вспомнить, кто знает.
– И этого молодого человека вы знаете?
Орис успела с лёгким возмущением глянуть на Паучиху, прежде чем моргнуть. Да родного братца она вспомнила раньше, чем собственное имя! Ну, может, не его целиком, только бороду, но борода ведь тоже его часть. Было бы весьма нелепо забыть того, кто так заботится о ней.
– А помните ли вы меня? – чуть усмехнулась отшельница.
Орис нахмурилась, неуверенно моргнула единожды. Она помнила ведьму в целом. Это кто-то, кого все в деревне почему-то боятся. Почему? Что она натворила? Ушла и стала колдуньей? Нет, было что-то ещё в этой истории. Орис не могла вспомнить, потому моргнула во второй раз.
– Что ж, это неудивительно. Я не близкий человек вам, вот память и избавилась от ненужных сведений. Тогда, полагаю, мы должны познакомиться. Меня зовут Ма́йрис.
Майрис. Май-рис. Орис зажмурилась, напрягая память, и память вдруг поддалась. Если подумать, это имя она слышала постоянно. Паучиха Майрис – страшная легенда их деревни. Стоило потянуть за ниточку, и клубок воспоминаний начал распутываться.
Она была ученицей бабушки Айки до Орис. Говорили, что она ушла из деревни, вернувшись – убила своего мужа, а его друзей поочерёдно соблазнила и убила следом. И пусть доказательств тому не нашли – как и не нашли трупы – но куда же тогда они все могли деться? Ещё уверяли, что она владеет колдовством, не магией бабушки Айки, нет – чёрной страшной силой. Этим бабушка пугала Орис с детства, и всё повторяла: «Если когда-нибудь ты будешь творить чёрное колдовство, так и знай, я забуду о том, что ты моя внучка, и велю выгнать тебя из деревни». Духи, живущие в каждом камне, облаке и травинке, против чёрного колдовства – так говорят законы гор.
Паучиха покинула деревню задолго до рождения Орис. Уже потом, когда она зачем-то вернулась, духи нашептали Айке, что Майрис нарушила их законы, и ведунья велела бывшей ученице проваливать, назвав предательницей. Правда о том, что ответила ей ведьма, обросла додумками, а сама Айка никогда не говорила об этом. Но больше всего народ любил смаковать такую версию: «Она улыбнулась одними губами, ядовито так, и спросила, мол, кто тот смельчак, что её посмеет прогнать. А Айка, Айка-то скривилась, будто в неё плюнули, развернулась и пошла в дом, только дверью хлопнула. С тех пор хоть разок в пару лет, обычно к лету, приходит Паучиха – каждый раз на разный срок. Это потому что души убитых юношей её зовут и не отпускают! Это проклятье ученицы ведуньи!»
Что ж, звучало довольно… бредово. Но Орис в целом замечала, что деревенские поверья далеки от разумного, их остаётся только принять как должное. Если попытаться спорить – вся деревня устроит ей травлю, а она не Паучиха Майрис, чтобы отпугивать людей одним взглядом.
Каждая новая подробность, оживлённая в памяти, отдавалась усиливающейся ноющей болью в голове, пока Орис не поняла на конец, что вспоминать больше не может. Она просто умрёт. В ушах звенело. Почему восстановление памяти обязательно должно вызывать столько мучений? Красная пелена застелила взгляд, и темнота стала сгущаться, разрывая связь Орис с этим миром.