Веревочная лестница

К разряду «человеконенавистнических» теорий (а точнее, воззрений, порожденных неверием в силу человеческого разума) в разное время относились труды таких непохожих философов, как Т. Мальтус, Ф. Ницше, К. Леонтьев, О. Шпенглер, М. Хайдеггер, X. Ортега-и-Гассет и др. Единственным, что сближало их, было неверие в прогресс и в возможность накопления человечеством позитивного или нравственного опыта. Иначе говоря, ошибки и заблуждения прошлого (как и технологический прогресс) не предохраняют от повторения их в будущем. Поэтому региональные конфликты и мировые войны происходят с определенной периодичностью, вызываются не столько социальными и историческими причинами, сколько накоплением в душах агрессивности, и, принося с собой разрушение и смерть, одновременно регулируют многие процессы, в том числе нравственное осознание человеком своей природы. И той опасности, которую она представляет.

Очень часто то, что оценивается современниками как «борьба за свободу», на деле оказывается лишь реализацией скопившейся агрессивности, требующей выхода. Вот как об этом пишет Валерий Ронкин в статье, опубликованной в журнале «XX век и мир»: «Когда массами овладевает страсть к насилию — оно свершается. Конечно, всегда находятся те, кто греет на этом руки. Когда горит дом, воры пользуются пожаром, но не всякий раз они являются поджигателями, и уж точно не они виноваты в пожароопасности горящего объекта». Пожароопасна сама натура человека.

Однако война, насилие — это бумеранг. С одной стороны, войны оборачиваются горой трупов не только в стане врагов, но и среди своих, с другой — процесс насилия, убийства вызывает отвращение к себе и растрачивает былую агрессивность. Или, точнее, в процессе убывания агрессивности человек перестраивает модель поведения, сначала все больше возмущаясь ужасами войны, а потом и собой как носителем агрессивного начала. Усталость от войны способствует пацифистским настроениям, просыпается человеколюбие, люди вспоминают о традиционной морали, начинают мечтать о спокойном, мирном труде и ищут виноватых в виде своих или чужих правительств, а также тех, кто использовал их порыв к насилию в корыстных целях.

Некоторые политологи, анализируя процессы, происходящие сегодня на территориях бывшего СССР, описывают их примерно так. Развал империи, борьба за независимость отдельных республик есть следствие естественного для человека стремления к свободе. А то, что обретение независимости сопровождается вспышками насилия, которые на наших глазах перерастают в гражданские, национальные и религиозные войны локального характера, — неизбежные издержки обретения свободы не вполне готовыми к ней, не вполне цивилизованными и испорченными «долгим сидением в тюрьме» нетерпеливыми национал-радикалами. Мол, СССР — тюрьма народов, пресловутые 70 лет советской власти извратили природу человека, которому еще только предстоит вылечиться от последствий социалистической действительности. Кроме того, советская национальная политика так перетасовала народы и их территории, что теперь приходится расхлебывать кашу, заваренную 50–60 лет назад. В соответствии с еще одной версией, национальные конфликты (и националистические настроения) разжигаются бывшими функционерами-коммунистами, заинтересованными в нестабильности, срыве демократических преобразований и возврате к былой политической практике, восстанавливающей их былые привилегии.

Не ставя под сомнение реальность этих и других мотивов, нельзя не упомянуть и о следующем. Если подойти к истории с хронометром, то можно заметить, что в 60–70-е годы XX века была «пропущена» мировая война. То, что было названо «холодной войной», а также такие региональные войны и конфликты, как Карибский, война Америки во Вьетнаме, арабо-израильские войны, студенческие волнения во Франции в конце 60-х годов, чехословацкие события 1968 года, волна терроризма, захлестнувшая Западную Европу в середине 70-х годов, затяжная и кровавая война между католиками и протестантами в Северной Ирландии и т. д., — естественные следствия этой «пропущенной» войны. Скопившаяся агрессивность потребовала выхода и так или иначе реализовалась в различных конфликтах и катаклизмах.

Тоталитарный режим сдерживал не только порывы человека к свободе и справедливости, но и агрессивные порывы, которые не находили соответствующего по масштабу выхода. Не стала паллиативом и война в Афганистане — слишком далекая, локальная и непопулярная, чтобы придать агрессивным порывам осмысленный и естественный характер.