Veritas

Тем временем хорошо организованная группа плотоядных завершила свою смертоносную работу над быком, который уже лежал в луже крови и внутренностей. Неподалеку от него два вола устроили зрелищную борьбу со львом, вспоров ему брюхо рогами; у катающейся по земле хищной кошки из живота вывалились кишки, и она с отчаянным ревом слабыми ударами лап тщетно пыталась отмахнуться от мучителей. Вокруг не было ничего, кроме ужаса, крови и безумия. Немногим зверям уда лось бежать с площадки через обе двери, но большая часть, похоже, была захвачена царившим на арене сумасшествием.

Сладковатый запах крови, казалось, привел в сильное возбуждение пантеру, запрыгнувшую на крыло корабля, поскольку она рассматривала нас с голодной яростью. Мы сидели втроем, вплотную прижавшись друг к другу, внутри корабля. Однако едва хищная кошка попыталась прыгнуть на нас, как мой помощник нанес ей сильный удар по голове. Удивление пантеры было велико: похоже, она совершенно не была готова к сопротивлению. Корабль несколько раз качнулся. Крики птиц, оглушавшие поначалу, стихли. Многие улетели прочь, другие попрятались куда-то, еще кого-то раздавили или разорвали лапы диких животных. Теперь громче всего слышался утробный рев зверей, которые из-за нехватки иных жертв (быки достались самым сильным и уверенным в себе животным) с ревом бродили вокруг корабля. Первое опьянение прошло, сейчас они чуяли новую жертву – нас. Даже слон перестал бегать по кругу и приблизился к кораблю, чтобы угрожать нам оглушительными звуками бучины, которые он издавал своим хоботом. Так вот что это был за звук, который я слышал в Нойгебау два дня назад! Теперь стало ясно и кому принадлежал топот, который мы слышали в замке несколько часов назад.

В предвкушении атаки пантера с удовольствием занялась рукояткой метлы, которую протянул ей Симонис, кусая ее и пытаясь поймать лапами. Однако моему помощнику удалось вырвать метлу из пасти твари и вновь нанести сильный удар по голове. Пантера в ярости отступила. А Симонис пошел на нее, держа теперь метлу другой стороной, и ткнул ее щетиной в морду. Пантера отпрыгнула и удивленно зарычала, затем начала тереть лапой правый глаз. Должно быть, ей туда попала щетинка. Она встряхнулась и бросила на нас ледяной взгляд: животное готовилось к прыжку. Сначала она собиралась растерзать Симониса, который дразнил ее, затем меня, поскольку из-за ран на голове от меня пахло кровью, и, наконец, Атто.

Летающий корабль дрожал. Я обернулся. Новая угроза появилась на другом крыле. Крупный лев, гораздо более страшный, чем Мустафа, приближался к нам с явным намерением убить. Мы были окружены, я готовился к концу.

Тут корпус корабля снова содрогнулся. В то время как лев раскачивался на одном крыле деревянной птицы, на противоположной его стороне пантера напрягла мышцы, облизнулась, взревела и прыгнула. У меня не оставалось времени даже на то, чтобы обратить безмолвную молитву к Деве Марии, и, когда зверь оказался почти рядом, я громко вскрикнул от отчаяния. Симонис держал перед собой в вытянутых руках бесполезную смешную метлу.

* * *

Наверняка те же самые милосердные боги, что и в прошлый раз, решили нашу судьбу. Корабль снова сотрясла сильная дрожь, и он поднялся вверх, поворачиваясь при этом вокруг своей оси.

Центробежная сила бросила нас троих в разные концы корабля, а краем глаза я увидел, как черный силуэт пантеры полетел вперед и ударился мордой об киль. Животное издало мрачный, хриплый и жалобный рев, но ярость его была тщетна: Летающий корабль произвел ряд быстрых движений, с помощью которых стряхнул с себя пантеру. Как я вскоре увидел, наш парусник таким же образом избавил нас и ото льва, подобно ленивой корове, которая равнодушными взмахами хвоста отгоняет от себя комаров.

– Что… что произошло? – услышал я бормотание Атто Мелани. Полумертвый от страха, он сидел, опустив лицо к полу, на брусьях корабля, в то время как мы ощутили (я был уверен, что мне не показалось), как страшная древняя сила принялась выдувать нас из утробы самой природы и так легко подняла в воздух, словно весенний ветер в виноградниках Нусдорфа развеивает прелестные споры одуванчиков.

А потом возник тот звук, нежный перезвон камней янтаря, что висели у нас над головами на шатунах и наигрывали нечто вроде изначального гимна, с помощью которого Летающий корабль праздновал наш подъем к небу. Он наполнял корабль и превращал наш жалкий тайник в возвышенный сад гармонии. Теперь было возможно все: это был тот же самый звук, что и в первый раз, и в то же время другой, он был повсюду и нигде, я слышал его и не слышал. Он был сладким, словно флейта, и острым, как цимбалы, если бы я был поэтом, я окрестил бы его «гимном полета», поскольку человеческая слабость обычно называет все непонятное красивыми именами. Она окунает обманчивую кисть воспоминаний в яркие цвета, чтобы наколдовать на полотне никогда не существовавший пейзаж, подобно мечтательному пьянице, который подносит к губам пустой бокал и пробует в воспоминаниях химерное вино, которого никогда не пил.